— Конечно, — согласился Олег. — Такое, римское в данном случае, имя, как ошейник, как уздечка — хоть и украшенные серебром, они все-таки ошейник и уздечка, — знак покорности, подчиненности. Но в краях эллинского либо восточного влияния это распространилось меньше, здесь не стыдились своих исконных имен, а Боспор по культуре, по языку был страной греческих традиций… Ладно, а то мы в самом деле отвлеклись. Дидий Галл — больше я его не вспомню — сделал свое дело и ушел. Однако оставил рядом с Котисом некоего Юлия Аквилу во главе нескольких когорт. Таких нянек римляне часто оставляли возле местных царьков и князьков. Для надежности. Вообще надо отдать должное римлянам: они первыми во всех подробностях разработали бюрократический аппарат; до винтика — структура, регламент, чины, должности, награды, наказания — продумали военную машину и — очень важно! — механизм оккупации (тут их вклад в цивилизацию переоценить невозможно). Человечество до сих пор вкушает эти плоды…
…Мне почему-то неловко признаться, но, пересказывая все это, услышанное от Олега, я ловлю себя на соблазне расцветить его рассказ вымыслом и домыслом, подробностями, известными из книг (эти книги об античности как-то незаметно, будто все случилось само по себе, вышли из обихода нынешних «образованных людей», хотя еще в начале века были обязательным чтением; даже «Римская история» Моммзена не издавалась, кажется, уже лет пятьдесят — небось современные историки считают ее односторонней, предвзятой и устаревшей, а противопоставить что-либо свое столь же интересное не могут…), обрядить людей в одежды (с одной стороны, римляне в тогах, с другой — варвары в шароварах), наделить их характерами, сомнениями, страстями, тем более что Олег походя, не придавая этому значения, показал такую возможность. Какой соблазн! А сколько трагических событий! Чего стоит хотя бы история города Успе, этого античного Орадура!.. Он ведь где-то рядом был, этот Успе, в Приазовской степи…
Соединенные силы римлян, боспорцев и нескольких союзных им племен преследовали поднявшего мятеж Митридата. Что за пестрое воинство! С гиком гарцующие на лохматых азиатских лошадках всадники, напоминающая толпу пехота… Как это далеко от классического римского строя, где конница разбита на турмы, легион состоит из когорт, когорта — из манипул, где в считанные мгновения возникает грозный боевой порядок, ощетинившийся копьями, прикрытый щитами, где каждый знает свое место и в «черепахе», и в трехлинейном — по манипулам — строю, когда впереди идут молодые воины — гастаты, во второй линии — опытные принципы и позади — готовые умереть, но не сдвинуться назад ветераны-триарии, награжденные шейными, наручными и нагрудными почетными знаками за прежние бои, дальние походы и штурмы крепостей.
Впрочем, были здесь — как ядро в орехе, как камень в праще — и они, испытанные легионеры, во главе с благородным римским всадником Юлием Аквилой, который впоследствии получит за подвиги от императора Клавдия преторские знаки отличия; да и боспоряне придерживались римского строя.
Домысливая, я мог бы с уверенностью сказать о страхах Котиса — он знал, что сделает с ним брат в случае своей победы, — и о прикрытых маской бесстрастности сомнениях Аквилы, который был здесь истинным хозяином. Но хозяином ли? Он, Юлий Аквила, с горсткой солдат забрался в края, где еще не бывали римляне. На тысячи миль впереди простиралась пустынная, бездорожная степь, справа холмились лесистые отроги Кавказа, перед которым не раз уже останавливались легионы. Сам Помпей Великий не решился вторгнуться сюда с несравненно более мощной армией, когда преследовал уже разбитого наголову старого Митридата. А нынешний, молодой, отнюдь еще не был разбит, и воинству Аквилы было далеко до той, помпеевой армии.
Уклоняясь от решительного боя, который не сулил ему победы, Митридат Боспорский отходил на север. Изматывая мелкими стычками, заставляя все время держаться настороже, он словно заманивал противника, как это делали скифы, в необозримые просторы. И невозможно было сказать, как долго это будет продолжаться.
Аквиле необходим был бой, чтобы разгромить врага, но не менее важно было устрашить, заставить отшатнуться от Митридата всех, кого привлекло громкое и мятежное имя. А таких было немало. Однако настичь противника и вынудить к сражению не удавалось. Что делать?
…Город Успе открылся на холме за рекой. Похоже было, что в половодье река подступает к самым городским стенам, но сейчас выгоревшие луга были пустынны и желты. Нельзя было не оценить выгоды для жителей от такого местоположения: охота, рыбные ловли, выпасы для скота — все рядом. Но как крепость город был слаб, попросту никуда не годился. Стены, сложенные вместо камней из корзин с землею и укрепленные плетнями… Глинобитные хижины лепились одна к другой вокруг каменных домов. Городские ворота были, однако, закрыты.