Спасутся сегодня не все… Но она должна оказаться среди выживших! Ее ответственность перед сыном куда больше, чем перед отцом. Ирина обязана сделать все, чтобы вернуть Ване мать, а папа… Ему придется справляться самому.
Она надышалась горячим дымным воздухом, и на пользу это ей точно не пошло. Когда Ирина все-таки добралась до улицы, теперь казавшейся ей другим миром, у нее отчаянно кружилась голова, перед глазами пульсировали черные пятна, кашель не отпускал, драл горло, как дикий зверь… В фильмах всегда показывают, что в такие моменты к выбежавшим из пылающего здания людям бросаются врачи и спасатели, но к Ирине никто не бросился.
Не потому, что никто не приехал – машины экстренных служб уже стояли у торгового центра и продолжали прибывать. Просто у каждого сейчас было свое дело, куда более важное, чем забота о женщине с головокружением. Пожарные пытались сдержать открытое пламя, хлеставшее по стеклам возле главного входа. Полицейские старались ускорить эвакуацию. Медики сосредоточились на тех, кто уже не мог двигаться самостоятельно.
Ирина могла бы добиться их внимания, если бы захотела – но она не хотела. Чуть оправившись на свежем воздухе, она снова металась, не рвалась обратно в полыхающий торговый центр, но бросалась к каждой новой группе эвакуированных, искала знакомое лицо, звала… Она не хотела верить, что отец погиб – из-за нее, по сути, ведь это она привела его сюда! Не может быть, неправда, он спасется… Она билась у ограждения раненой птицей, пока наконец не приехал муж и не увез ее прочь. Правду Ирина узнала только через два дня – и это была страшная правда…
Ее отец не просто погиб в тот день.
Ее отец устроил теракт.
Времени осталось мало, слишком мало… Настолько мало, что спастись не получится, но Гарик все равно пытался.
Тело уже немело, наполнялось тяжестью – однако не сковывающей тяжестью болезни, а тем напряжением, которое просто требует покоя. Если застыть на месте, отказаться от любого движения, будет лучше… Нет, не просто лучше, придет удовольствие, с которым мало что сравнится. Но за него придется заплатить чудовищную цену, и Гарик еще не настолько утратил контроль над собственным сознанием, чтобы этого не понимать. Удовольствие – ловушка, которая порой оказывается смертельной.
Он не знал, сколько еще у него получится помнить об этом. Мир менялся быстрее, чем хотелось бы: строгие линии исчезали, становились плавными, будто танцующими. Рядом постоянно мелькало движение, хотя Гарик точно знал, что он здесь один… был один. Может, что-то изменилось? Наверняка он уже не узнает… Его подводили не только мысли, органы чувств стремительно поддавались дурману. Он делал вдох – и видел неоновый белый цвет. Он чувствовал запахи, от которых голова кружилась все сильнее. И еще нарастало это проклятое чувство, которое он знал когда-то и надеялся забыть навсегда, почти забыл, а оно вот вернулось… Чувство, будто крошечные коготки скребут по черепной коробке, но не снаружи, а изнутри.
Что-то уже в нем. Пока оно атакует медленно, осторожно. Причиняет скорее неудобство, чем боль. Но боль будет, еще какая, это просто вопрос времени! Того самого времени, которого осталось так мало…
Гарик хотел бы выиграть больше – и он пытался, да только ничего не получилось. Желудок он опустошил почти сразу, когда заметил признаки беды, и все равно оказалось слишком поздно. Теперь любая попытка вызвать рвоту отзывалась сухими спазмами внутри, но мир все равно расплывался, свет менялся на звук, звук – на запах, запах – на ощущение прикосновения, на холод и жар… Яд уже внутри, растворился в крови, и отменить случившееся не получится, придется справляться с последствиями… знать бы еще, как. Желание сопротивляться ускользало. Гарик слишком хорошо понимал, как будет легко, если он просто примет происходящее, перестанет дергаться, позволит себе раствориться вот в этом ярком, теплом, защищающем от всего света…
Это может оказаться последней ошибкой в его жизни.
Он знал, что один уже не справится, и знал, что просто так никто ему не поможет. Никто не догадывается, что помощь вообще нужна! Он не предупредил остальных, потому что не думал, что окажется в опасности… Попался, как последний идиот. Он попытался вспомнить, как это началось, когда именно он допустил ошибку, но не смог… Уже не смог. Это было плохо. Мысли путались, становились короче, он будто наблюдал за ними издалека – как пассажиры корабля смотрят на далекий берег, который им даром не нужен, они все равно не собираются туда высаживаться.
Плохо, а становится хуже. Нужно больше времени, хотя бы чуть-чуть.