Он подавил смешок и покачал головой. Я с нетерпением ждала продолжения, но он потянулся за пивом и сделал глоток вместо этого. Спустя целую вечность, я спросила само собой разумеющееся.
— Что было дальше?
Он сделал ещё глоток и пожал плечами.
— Не знаю.
— Что значит, не знаешь?
— Я не знаю, что случилось, знаю только то, что Келси и Джо рассказали мне. Ну, они и «Молния».
— И что они рассказали?
— Сказали, что парнишка провёл левый хук, а потом правый кросс, а за этим последовало то, что, как я узнал позднее, было его фирменным ударом.
Я с трудом сглатываю от мысли, что Рипп был побит. Я понижаю голос до шёпота.
— Что это было?
Он пристально посмотрел на меня и выгнул брови.
— Левый апперкот.
— Он тебя нокаутировал?
Он кивнул.
— Нокаутировал меня всухую. Черт, да я неделю ещё ходил как пьяный. Парнишка бьет, как сраный мул копытом. Представь, если деревенский мул замахнётся и лягнёт тебя прямо в голову. Вот так примерно чувствуется удар Шейна Деккара.
Святые угодники.
— А теперь вы друзья?
Он делает глоток и смеётся.
— Друзья? Черт, мы скорее как братья. Не секрет, что отец Деккара погиб на войне, а его мама ушла, когда он ещё был ребёнком. Так что мои родители практически усыновили этого поедателя сэндвичей с индейкой. Теперь он каждое воскресенье приезжает навестить их со своей женой и ребёнком.
— Вот это круто, — говорю я.
Он усмехается.
— То, что мой нокаут стал частью усыновления Декка?
— Все вместе, — говорю я. — Тот нокаут сделал вас друзьями.
— Чертовски уверен, это так. — он перевёл взгляд с меня на Итана. — Теперь вы знаете правду. Это не было каким-то дерьмом. И не было пьяной дракой на парковке. Такие слухи тоже ходят.
— Это я и слышал, — сказал Итан, пожав плечами. — Спасибо, что прояснил.
Рипп посмотрел на часы.
— Вот черт, мне пора валить, иначе жена надерет мне зад. — он потянулся за бумажником, достал оттуда две стодолларовые купюры и кинул их на стол. — Оплатите счёт, а сдачу оставьте на чай.
Он хлопнул ладонью по краю стола и встал.
— Сегодня было отличное представление, Джэз, — он смотрит на Итана. — Будь посмелее, парень.
Итан отмахнулся от Риппа, пропуская мимо ушей его комментарий.
— Иди домой.
Когда Рипп ушёл, я повернулась к Итану.
— Что он хотел этим сказать? Будь смелее.
Итан закатил глаза.
— Он все время говорит, что я недостаточно смел. Именно об этом мы говорили в тот день, когда встретили тебя у «Старбакса».
— А ты достаточно смел?
Он пожал плечами.
— Да, достаточно. Но он постоянно ругает меня за мою статистику боёв. Слишком много поражений. Для него важны только победы. Но я в боксе не по этой причине.
В ответ я посмотрела на него с непониманием. Если не ради победы, то тогда зачем заниматься боксом?
— Тогда зачем ты это делаешь?
— Для меня бокс, что-то вроде управления гневом, я думаю. Иногда, мне нужно проигрывать.
Я не уловила в этом никакого смысла, но кивнула.
— И проигрыш удовлетворяет тебя?
— Иногда я думаю, это именно то, что мне нужно. А иногда мне нужна победа. Так что, я выхожу на ринг с разными целями. Иногда с пониманием, что я проиграю. В другой раз с желанием победить.
Это было странной теорией, но мне она показалась интересной. Что-то вроде добровольного наказания. Я хотела знать больше, поэтому продолжила расспрашивать.
— Когда ты выходишь на ринг с целью победить, как часто ты в итоге проигрываешь?
— Никогда.
— А когда твоя цель поражение?
Он улыбнулся.
— Каждый раз проигрываю.
— Получается, что ты в своём роде непобедим. — посмеялась я. — По крайней мере, когда ты этого хочешь.
— Думаю, можно смотреть на это так.
— Ты говорил Риппу, что не всегда хочешь выигрывать?
— Нет. — он отрицательно покачал головой. — Я не хотел посвящать его в это, поэтому я оставил это для себя. Сомневаюсь, что он понял бы.
— Я не понимаю, но это интересно.
— Я сам до конца не понимаю, — сказал он. — Но у меня есть свои мысли на этот счёт.
— Какие?
— Бывают времена, когда я не хочу выигрывать, но хочу подраться. Я хочу выйти на ринг, драться и проиграть. Таков мой план проигрыша. Мне кажется, это что-то вроде поведения школьников, которые намеренно наносят себе увечья. Такой способ преодоления или что-то вроде этого. Когда я был ребёнком, все ожидали, что я буду идеальным. Это вбивали мне в голову снова и снова. Но никто не идеален. Теперь я это понимаю, но тогда я этого не знал. Сейчас же, что-то внутри меня продолжает говорить мне, я должен быть таким, но умом я понимаю, что это невозможно. Думаю, проигрыши помогают мне чувствовать, что я держу все под контролем. Я знаю, что я могу победить, но выбираю этого не делать. Есть ли в этом смысл?
Очевидно, что детство Итана было намного лучше, чем мое. Я справлялась со своим тем, что физически старалась отстраниться от отца. Он же пытался взять под контроль нечто, настолько неконтролируемое, как бои.
— Есть, — говорю я.
Чем лучше я его узнавала, тем больше понимала, как мы похожи. Я никогда не испытывала жалости к себе, но ничего не могла поделать с жалостью по отношению к нему.
— Что-нибудь ещё? — спросила официантка.
Я посмотрела на Итана. Он покачал головой.
— Нет, спасибо.
Она положила на стол счёт.
— Можете оплатить, когда закончите, не торопитесь.
Я взглянула на счёт. Он составлял всего сто два доллара. Я положила две стодолларовые купюры к счету, уверенная, что официантка обрадуется чаевым в девяносто восемь долларов.
— Готов идти?
— Конечно.
Я выбралась из кабинки и протянула руку. Он взял ее и улыбнулся, когда я потянула на себя весь его вес, помогая ему вылезти. Когда он встал, я продолжила держать его руку в своей.
Я пошла к выходу рядом с ним, будучи уверенной, что он вскоре отпустит мою руку или начнёт возражать.