Еле слышный вздох облегчения. Здесь нельзя громко дышать... Ушли.
Теперь изучим добычу...
У вазы есть ручка на самом верху. Ее высота около восьми футов. Раз, два, три — и прыжок, и... держись, и... подтягивайся.
Попробуем забраться наверх... Вот так. Пальцы ног уже на холодном камне вазы, уже на самой кромке, а в вазе земля. Уф, уф, уф.
Где-то здесь, если мне не изменяет память. Приятно зарыться руками в сырую землю. А!.. Вот оно. Коричневый бумажный мешок под слоем земли.
Поднимаем. Все здесь? Откроем, посмотрим. На самом дне, завернутые в бумагу, — мелкие кусочки меди, несколько длинных железных стержней, дощечка, штифты. К содержимому мешка добавим катушку медной проволоки и U-образный кусок металла. Теперь прячем все за пазуху и... как же теперь отсюда спуститься?.. Всегда забываю.
Повернуться, спустить ноги, вот так, и повиснуть... Черт, платье зацепилось за ручку.
Прыжок.
Снова ободрана кожа на голени. Когда-нибудь научусь. Охо-хо, у Блаженного все диоды выгорят, когда он увидит дыру на платье. Ну, что ж, чему быть, того не миновать. Теперь посмотрим, можно ли все это собрать воедино. Присядем — и за работу. Вот так. Открываем сумку, вываливаем содержимое в подол и начинаем рыться грязными руками.
U-образная железка, медная проволока, прекрасно. Прикрепим конец проволоки к железному стержню и будем вращать вокруг него катушку. Один оборот, другой, третий.
А все-таки она вертится...
вертится...
вертится...
А все-таки она вертится...
Ура!
Неожиданно над самым ухом строгий голос:
— Что ты тут делаешь?
Это Блаженный!
— Ничего, господин, лихорадочно сметаем металлические предметы и проволоку в бумажный мешок.
Блаженного так не проведешь:
— Все послушники до двадцати лет, без исключений, должны присутствовать на дневной службе.
— Да, господин... Иду, господин. — Так же поспешно прячу бумажный мешок в складках платья.
Ни минуты покоя. Ни минуты!..
С опущенными глазами через сад, мимо жреца с суровым видом и мягким брюшком. В зеркалах вестибюля отражаются желто-голубые витражи. Я гляжу в зеркало: вот проходит суровый жрец, за ним детская фигурка с коротко остриженными рыжими волосами и брызгами веснушек вокруг носика. Когда мы шествуем в молельню, сводит с ума еле слышное побрякивание металла, слегка приглушенное складками темного платья...
Когда Гео проснулся, все вокруг сверкало белизной...
Глава восьмая
Над ним склонилась женщина с бледным лицом. Ее волосы струились по плечам тяжелыми белыми прядями.
— Ты проснулся? Ты слышишь меня? — спросила она.
— Где я? В храме Хама? — медленно проговорил Гео. Он с трудом приходил в себя после тяжелого забытья. — Мои друзья... где они?...
Женщина рассмеялась:
— За них не беспокойся. С ними все в порядке. Тебе не повезло больше всех.
Гео опять услышал негромкий смех.
— Ты спрашиваешь, где ты... Но у тебя есть глаза. Разве ты не узнаешь цвета Белой богини Арго?
Гео осмотрел комнату. Стены ее были сложены из белого мрамора, и нигде не было видимого источника света. Стены светились сами по себе.
— Мои друзья... — снова заговорил Гео.
— С ними все в порядке. Нам удалось полностью вылечить их. Видимо, они подставили руки под прямое излучение лишь на несколько секунд. Но твои руки, наверно, пробыли под облучением несколько минут... Тебе повезло меньше...
Теперь Гео подумал о другом.
— Камни... — Он хотел спросить о волшебных драгоценностях, но вместо этого потянулся к горлу обеими руками.
Левая упала на голую грудь, а с правой было что-то не так. Поэт быстро сел в кровати и посмотрел вниз.
— Моя рука...
Забинтованная в белое, его рука была гораздо короче, чем должна быть.
— Моя рука?.. — спросил он снова с каким-то детским удивлением. — Что стало с моей рукой?
— Я пыталась сказать, но ты, видимо, не понял меня, — мягко ответила женщина. — Нам пришлось ампутировать предплечье и большую часть бицепса. Иначе бы ты не выжил.
— Моя рука... — простонал Гео, рухнув на спину.
Он лег и закрыл глаза.
— Я понимаю, насколько тебе тяжело... Мы все прошли через подобное. Возможно, тебе станет легче, если ты узнаешь, что все, обитающие здесь, слепы? То, что сожгло тебе руку, отняло у нас зрение... Много поколений назад радиация была гораздо сильнее... Сейчас мы не так беспомощны и умеем бороться со многими ее последствиями, но мы не всесильны. Пробудь ты в реке чуть дольше, и все наши усилия были бы напрасны. Успокойся. Ты служишь Богине Арго и верен ей. Так будь же благодарен, что снова попал под крыло Богини-Матери. Помни, нас окружает враждебная страна... — Женщина сделал паузу, а потом продолжала: — Ты хочешь еще что-то сказать? — Гео помотал головой. — Я слышу, как шуршит простыня, — с улыбкой сказала женщина. — Это значит, ты покачал головой или кивнул... Из истории древних обычаев я знаю, что одно движение означает — «нет», другое — «да»... Но, извини, я не могу видеть твоих движений и, значит, не могу понять. Так ты хочешь что-то сказать? — повторила она.
Гео застонал:
— Нет. Не хочу. Верните мне руку!
— Это невозможно. — Женщина встала, все еще улыбаясь. — Я зайду попозже.
Дверь бесшумно скользнула в сторону и так же неслышно закрылась за незнакомкой. Гео долго лежал не двигаясь. Потом осторожно подтянул обрубок к груди и здоровой рукой потрогал повязку. Испугавшись нахлынувших чувств, он сжался, ощупывая то, что когда-то было его рукой, и снова замер. Успокоившись, поэт отпустил культю и с ужасом стал рассматривать ее. Когда чувства немного притупились, он осторожно прикрыл обрубок белой простыней и больше его не трогал.
Прошло немало времени, пока обессиленный Гео нашел в себе силы сесть в кровати и еще раз оглядеть комнату.
Она была совсем пустой, без окон. Непонятно, где находилась дверь, через которую вышла женщина. Гео встал и подошел к тому месту, откуда она выходила, но все равно не увидел ни замка, ни щели.
В изголовье кровати лежала его рубаха, выстиранная и выглаженная. С трудом, помогая себе одной рукой, он надел ее.
Затянуть пояс оказалось трудней, но поэт зацепил пряжку одним пальцем и протолкнул через нее конец пояса остальными пальцами. Так же трудно оказалось приладить к поясу опустевший теперь кожаный кошель. Сабли нигде не было.
Чувство нереальности не покидало его. Он снова обошел комнату в поисках двери. Неожиданно Гео почувствовал, что в комнате кто-то есть. Обернувшись, он увидел треугольный проем в стене. Рядом стояла женщина в белых одеяниях.
— Ты встал, — улыбнулась она. — Хорошо. Как ты себя чувствуешь? Сможешь пойти со мной, чтобы поесть? В столовой ты увидишь своих друзей. Но если ты слишком слаб, еду принесут сюда.
— Я пойду, — ответил Гео.
Они вышли в коридор, стены и потолок которого светились неярким приятным светом. Женщина двигалась совершенно бесшумно, поэтому Гео казалось, что он сам слишком громко шлепает. Прислушиваясь к своему топоту, поэт и не заметил, как они оказались в большой комнате со скамьями. По-видимому, это был храм богини Арго. Но алтарь в дальнем конце комнаты выглядел непривычно. Он показался поэту слишком простым, как и следовало ожидать. В комнате совершенно отсутствовали радующие взгляд цвета и украшения.
— Жди здесь. — Гео услышал за спиной голос незнакомки и почувствовал, что снова остался один...
Вскоре женщина вернулась, но не одна, а со Змеем. Пока Гео и четырехрукий мальчик молча смотрели друг на друга, женщина вышла. В груди у Гео, как живое существо, пульсировало желание, чтобы мальчик что-нибудь сказал. Сам поэт не мог выдавить из себя ни слова.
Женщина снова вернулась, на этот раз с Михайло. Гигант, увидев Гео, воскликнул:
— Друг! Ты очнулся! Наконец-то! — И он замотал головой, глядя на перевязанный обрубок. — Как же...
Гео усмехнулся и погладил культю здоровой рукой.