— Здорово придумано! — восторженно воскликнул я. — Но о каком ребенке идет речь, Капитан?
Она не ответила на мой вопрос.
— Это как-то связано с «Сигмой девять»? — спросил Паркс. — Боюсь, ваш ребенок весьма необычен...
— Да, — согласилась Капитан и рассказала нам историю его зачатия. Не много понял я из ее рассказа. Капитан использовала слишком много ученых слов, но в конце рассказа Паркс зачарованно произнес:
— Так, значит, теперь мы сможем жить в межзвездном пространстве. — А потом добавил: — Сектантам до него не добраться!.. Оставшиеся Одноглазые воспитают твоего сына. Должен сказать, Меррил подозревала нечто в этом роде. Но я не... — И тут он надолго замолчал. А когда снова заговорил, то сменил тему. — Меррил оплакивает вас, Капитан. Когда мы на Базаре обсуждали суд, она... мы все плакали.
Капитан стиснула руки. Ее левое веко задергалось от нервного тика.
— Позаботьтесь о том, чтобы мой сын выжил!»
Последние две записи:
«Беспорядки нарастают. Судья и сектанты сошли с ума...
Капитан казнена сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Капитан Лилия РТ Восемьсот пятьдесят семь».
Джонни повернулся к сыну Разрушителя.
— И ребенок этот выжил?
Мальчик кивнул.
— Когда я вырос, я мог сделать сколько угодно своих дубликатов, но решил остаться мальчиком...
— Это объясняет многое из того, что раньше мне было непонятно. Как и твой отец, ты существуешь вне времени... Вот откуда мерцание и движение во время хроностазиса, — Джонни нахмурился. — Но обещание... Разрушитель ведь пообещал твоей матери, что ты сможешь достичь звезд и вступить в контакт с человечеством.
— Но он же не сказал когда. Разве ты не хочешь взять меня с собой в университет?
— Конечно, но... — Тут Джонни горько рассмеялся. — С твоими способностями врожденного телепата ты можешь вступить в контакт с кем угодно и когда угодно. Ты станешь самым крупным открытием галактической антропологии со времен... — Джонни замолчал, не в силах подобрать необходимого сравнения.
Мальчик кивнул.
— Мы родились, чтобы помочь человечеству открыть для людей путь к звездам. Мы способны постоянно поддерживать контакт с моим отцом. Вам только надо взять нас с собой туда, где живут люди, а все остальное мы сделаем сами.
Джонни распирала гордость.
— Обещание, данное твоим отцом, будет выполнено. Контакт с ним пойдет на пользу не только Народу Звезд, но и всему человечеству. И ты станешь своего рода посредником между людьми и отцом. Ты ведь всегда в контакте с ним, независимо от того, где бы ни находился?
Мальчик наклонил голову, словно хотел что-то произнести, но сомневался, стоит ли говорить..
— Мой отец и я — мы одно целое.
На своем корабле Джонни снова перечитал балладу о «Бете два» и отметил про себя, насколько понятнее и доступнее стала она. Попытка Лилии спасти свой народ была запечатлена в этих сжатых строфах. Но кто написал балладу? Кто-нибудь из последних Одноглазых? Или кто-то из лояльных граждан города, скрытое сострадание которого запечатлелось в поэтическом произведении? Джонни уже строил планы о том, как можно использовать Сыновей Разрушителя на «Кретоне три». Но все равно сквозь все эти мысли пробивались строфы гимна подвигу Капитана, ведь эту балладу смело можно было приравнять к гимну:
СТЕКЛЯШКИ
Старику и морю
Глава первая
Иногда я хожу гулять к пристани, размахивая парализованной рукой и поднимая песчаную пыль протезом, пристегнутым к бедру. Потею я во время таких прогулок страшно, а потом пью со старыми шлюхами в прибрежном подвальчике. В такие дни меня гложет печаль. Я чувствую себя разбитым, а если и смеюсь, то громко, с надрывом.
Треть моего лица сожжена во время аварии... Мне еще потом пересаживали кожу на груди. Из-за изуродованной нижней челюсти я, если говорю громко, страшно картавлю. Хирурги не особенно старались, когда латали меня. Еще должен признаться, у меня волосатая грудь, похожая на кусок медвежьей шкуры. А борода на правой щеке начинает расти сразу под глазом. Она у меня рыжая, на шее вьется, на груди волос бурый. Кончики ушей загорели и по цвету как бронза, хотя кожа у меня светлая.
Причина моих прогулок (если так можно назвать эти походы) — желание покрасоваться, устроить отвратительное представление, а потом разобидеться на весь мир. Но большую часть времени я провожу на природе или в домике, который Подводная Корпорация выделила мне вместе с пенсией. Коврики у меня турецкие, кастрюли — медные. Есть еще книги и магнитофон, хотя я давным-давно его не включал...
Часто по утрам поднимается золотистый туман, и я спускаюсь на берег, брожу босиком вдоль прибоя в поисках стекляшек — осколков бутылок, обточенных морем.
В то утро поднялся туман, и солнце напоминало медную монету. Я бродил среди скал, любовался заливом. Там, в пене прибоя, нежилась девушка.
Моргнув, я пропустил момент, когда она неожиданно села. Длинные прорези жабр на ее шее закрылись и остались видны лишь кончики щелей на спине, чуть повыше лопаток. Остальное скрыли волосы — копна мокрой вьющейся меди.
— Что ты тут делаешь, а? — спросила девушка, прищурив голубые глазки.
— Ищу стекляшки.
— Что?
— Осколки стекла, обточенные морем. Вон смотри!
Я пальцем ткнул в ее сторону, а потом боком, словно краб, спустился к самой воде, приволакивая негнущуюся ногу.
— Где ты их увидел? — завертела головой незнакомка, наполовину высунувшись из воды. Ее перепончатые пальцы подцепили горсть черных камешков.
Холодная вода омыла мне ноги, когда я наклонился и поднял стекляшку молочного цвета, лежавшую возле ее локтя. Девушка ведь и не взглянула туда. Она встрепенулась. Наверное, решила, что я замыслил что-то недоброе.
— Теперь видишь?
— Что... что это? — Она вытянула холодную руку. На мгновение молочную «драгоценность» и мою перепончатую лапу накрыла ее ладошка. (Да, да! Все так и было. Такие мгновения кажутся удивительными, а потом мы долго-долго с болью в сердце вспоминаем их.) Она тут же отдернула руку.
— Стекляшка, — сказал я. — Ты знаешь, что все бутылки из-под кока-колы, винные бутылки и стеклянные банки выбрасывают в море?
— Я видела только бутылки кока-колы.
— Волны разбивают их о камни. Течения мотают осколки по песчаному дну, стачивая углы, изменяя форму. Иногда происходят химические реакции, и стекло теряет цвет. А другой раз на стекле проступают прожилки, и кажется, что к нему прилипли снежинки. Некоторые стекляшки вода обтачивает, и они напоминают кораллы. Когда же они высыхают, то становятся мутными, матовыми. Положи их в воду, и произойдет чудо.
— Ого! — Незнакомка вздохнула так, словно грубый треугольный обломок на моей ладони был настоящей драгоценностью.
Потом девушка посмотрела мне в глаза, моргнула слезящимися глазами. (Мы, амфибии, лучше видим под водой.)
А потом нерешительно протянула руку к тому месту на моей ноге, где начинались перепонки. Кто я такой — вот что она хотела узнать. Выглядел — то я ужасно, но в ее сердце мой отвратительный лик вызывал лишь печаль.
Ее значок (грудь девушки слегка вибрировала, как всегда в первые минуты, когда после долгого пребывания под водой вновь начинаешь дышать легкими) сказал мне, что она — техник-биолог. У меня дома тоже хранится форма из искусственной чешуи. Она лежит на дне сундука с бельем. Но у меня значок глубоководника... Однако я не ношу форму и обычно гуляю в очень потертых джинсах и красной рубахе без кнопок.