Так много вопросов проносилось в голове у Пич, что она даже не заметила, как служба закончилась, и поняла это, лишь когда юный морской пехотинец вручил Белле флаг, которым был покрыт гроб Блэкджека.
— От всей души сочувствую вашему горю, — произнес пехотинец.
— Большое спасибо, — ответила Белла с непоколебимым достоинством.
Скорбные звуки духовых инструментов, плывущие в горячем летнем воздухе, чуть было не лишили Пич самообладания. Все и правда кончено, подумала она. Лицо ее исказилось от боли. Это несправедливо. Папа так и не вернул себе доброго имени. Он умер опозоренным.
Белла сохраняла самообладание, пока присутствующие высокопоставленные чиновники выражали ей свои соболезнования. Через несколько минут, гордо подняв голову и расправив плечи, Белла двинулась обратно к лимузину и села внутрь; Пич брела за ней.
Рэндольф Сперлинг подошел следом и нагнулся к открытой дверце. Лицо его было довольным.
— Служба прошла очень хорошо, вы согласны? — Его фраза звучала скорее как утверждение, чем как вопрос.
— Благодарю вас за то, что все устроили, — ответила Белла.
— Это самое малое, что я мог сделать, принимая во внимание все, что сенатор значил для меня. — Рэндольф захлопнул дверцу автомобиля, потом, что-то вспомнив, постучал в окно.
Белла тотчас же опустила стекло.
— Я хотел бы вечером зайти в отель и поговорить с вами обеими. Нам надо обсудить одно незавершенное дело.
— Разве нельзя подождать? У нас с мамой был очень тяжелый день, — несколько резко сказала Пич.
Усталость навалилась на нее. Они с Беллой все время были чем-то заняты со дня смерти Блэкджека, говорили по телефону, договаривались об отпевании в церкви Хьюстона, принимали визиты и звонки соболезнующих и, наконец, вылетели в Вашингтон. Пич рассчитывала сегодня вечером лечь пораньше.
Рэндольф поморщился и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Боюсь, это не может ждать.
— Во «Временах года» превосходный ресторан под названием «Прекрасные поля». Не хотите поужинать с нами в семь тридцать? — предложила Белла.
Рэндольф кивнул, повернулся и, не оглядываясь, ушел.
Пич откинулась на сиденье лимузина с роскошной обивкой.
— Как ты думаешь, что ему надо?
— Возможно, какое-то последнее дело, связанное с похоронами… — Голос Беллы замер. У нее был измученный вид.
— Я думала, ты все уладила в Хьюстоне.
— Да.
— У меня самой есть пара вопросов к мистеру Сперлингу.
— В самом деле?
— Я хочу знать, почему сегодня здесь было так много политических шишек.
Белла нахмурилась:
— В этом нет ничего особенного. Все они в долгу перед твоим отцом.
— Они почему-то не помнили об этом еще неделю назад, не говоря уже обо всем прошлом годе. Они обвиняли папу во всех смертных грехах и довели его до могилы.
— Полагаю, этим жестом они хотели показать, что старые обиды прощены и забыты. Так же они поступили, когда хоронили Никсона.
— Ты и правда считаешь, что все так просто?
— А в чем еще может быть дело?
— Хотела бы я знать.
Белла растерянно взглянула на Пич, как много лет назад, когда Пич задавала неудобные вопросы, которые задают все дети.
— Милая, если я чему-то и научилась, будучи женой политика, так это тому, что существуют вещи, которых лучше не знать. Слишком поздно спрашивать, почему все произошло именно так, а не иначе. Ничто не сможет вернуть отца.
Пич нахмурилась:
— Разве ты не хочешь знать правду?
— Правда бывает разная, в зависимости от точки зрения.
— Что это значит?
— Ты слишком молода, чтобы помнить о «Великом обществе» Линдона Джонсона, но демократы объявили его лучшей идеей со времен «Нового курса» Рузвельта. Предполагалось, что с нищетой будет покончено. В те дни это было нашим священным писанием. А теперь те самые люди, которые поддерживали Джонсона, обвиняют его во всех бедах, начиная от роста случаев беременности у подростков до национального долга. Времена меняются. Взгляды меняются. Люди меняются. Правда тоже меняется. По крайней мере в Вашингтоне.
— А папа менялся?
— Конечно. Твой отец не был идеалом. Он тоже делал ошибки. Теперь он никак не сможет их исправить, и мы тоже не сможем. Я не хочу, чтобы мои слова прозвучали холодно, дорогая, но… Я была с твоим отцом до последнего, даже когда все от него отвернулись, но теперь пора продолжать жить собственной жизнью. Это еще в большей степени относится к такой молодой женщине, как ты.