— У нее только ручная кладь. Мы поссорились перед ее отъездом. Она не простит мне, если ей придется платить пятьдесят долларов за такси до дома.
— Не знаю, чем мы можем помочь вам, — пробурчала та стюардесса, что была поменьше ростом. После трехчасового перелета ее обаяние сильно потускнело.
— Ей сорок с небольшим лет, рост примерно пять футов и три дюйма, полноватая, с длинными рыжими волосами. Вы ее не видели?
Обе женщины дружно пожали плечами.
— У единственной рыжеволосой женщины в этом рейсе была короткая стрижка. И к тому же ей лет тридцать и она очень стройная, — сказала та, что поменьше ростом. — А теперь прошу нас извинить…
Они закрыли дверь салона, спустились по трапу и вскоре исчезли из виду.
Рэндольф прислонился к стене, достал из кармана пиджака носовой платок и вытер лоб. Он был так уверен, что Пич прилетит этим рейсом, что не поинтересовался о других. И теперь он ее наверняка упустил.
Все еще тяжело дыша после бесполезной гонки, он пошел обратно в здание аэропорта, решая по пути вставшую перед ним задачу.
Все сводилось к Пич. Если бы не ее бурная деятельность, его лодка сейчас бы не раскачивалась. Убрать Пич — и все снова придет в норму.
Но сначала ее надо отыскать, думал он, возвращаясь обратно в город. Отыскать ее в таком огромном городе, как Вашингтон, так же трудно, как иголку в стоге сена. Но она должна через день-другой вернуться в Хьюстон. И тогда можно будет все удобно организовать.
Он вернулся в свой офис, не обращая внимания на изумленное выражение лица секретарши, когда она увидела, что он вернулся один, без друга, отрицательно покачал головой на ее вопрос, принести ли ему корреспонденцию, и заперся в кабинете. Несколько минут он набирался духа, потом заставил себя набрать знакомый номер в Хьюстоне.
Он собирается заказать убийство. При мысли об этом ему становилось нехорошо.
— Это Сперлинг, — произнес он, как только его соединили. — У меня для вас есть еще работенка.
— Всегда найду применение денежкам. Но больше никаких пожаров. От меня потом неделю воняло дымом.
— Это не пожар. И вы, получите достаточно денег, чтобы уйти в длительный отпуск, — ответил Рэндольф, уверенный, что его боссы без колебаний расстанутся со своими денежками ради такого дела.
— У меня нет настроения играть в загадки, — бросил экс-агент Управления по борьбе с наркотиками. — Переходите к делу, Сперлинг.
— Я хочу, чтобы вы кое от кого отделались.
— Мокрое дело?
Рэндольф кивнул, потом понял, что собеседник его не видит, и произнес:
— Да, кажется, это так называется.
Прозвучавший в трубке смех неприятно резанул его по ушам.
— Размечтался. Нет таких денег в мире, которые заставили бы меня взяться за «мокруху».
— В чем дело? Кишка тонка?
— Если у вас на этот счет имеются сомнения, с удовольствием нанесу вам визит, чтобы доказать обратное.
Рэндольф задрожал от угрозы, прозвучавшей в голосе собеседника.
— Если сами не беретесь за эту работу, может, порекомендуете кого-нибудь, кто…
Он не успел договорить, как раздались короткие гудки. Каков наглец! Он чуть было не перезвонил ему, чтобы высказать все, что он о нем думает.
Но у него сейчас были более важные дела, И куда более неприятный разговор. Он набрал вашингтонский номер.
— Боюсь, у меня плохие новости, — сказал он человеку, снявшему трубку.
Их разговор был коротким и деловым. Либо Рэндольф сделает так, чтобы рукопись и Пич вместе с ней исчезли, либо исчезнет сам Рэндольф. И он ни секунды не сомневался, что это не пустая угроза.
В кино часто показывают «плохих парней» из правительства, но никто и не подозревает, насколько они «плохие» на самом деле.
— Я невольно слышала ваш разговор, — сказала Джин Синклер, когда Пич положила трубку обратно на кофейный столик. — Вас кто-то преследует?
— Это вас совсем не касается, мисс Синклер.
— Если бы я вчера не позвонила, вас бы здесь не было. Если вы в опасности, то это моя вина. Ваш отец желал бы, чтобы я оберегала вас так, будто вы моя собственная дочь.
— Это просто оскорбительно.
— Вы когда-нибудь были влюблены?
Этот вопрос застал Пич врасплох.
— При чем тут это?
— Я любила вашего отца до умопомрачения. Жила ради тех мгновений, которые мы проводили вместе, и умирала, когда его не видела. Вам знакомо это чувство?
— Да, — призналась Пич. Еще как знакомо. То же самое она чувствовала к Ари.
— Тогда вы знаете, как легко потерять над собой контроль, говорить и делать такие вещи, которые раньше считала возмутительными и недопустимыми. Я знаю, какую боль причинила вашей матери. Я знаю, вы не сможете меня простить, но попытайтесь меня понять. Если мы не сможем быть друзьями, то хотя бы не будем врагами. Я ведь только хочу вам помочь.