Я отказываюсь верить, что жизнь будет лить на неё дождь вечно.
Должно стать лучше.
— Мама, тебе не жарко? — спрашиваю я, осторожно сбрасывая плед с колен. — Я внутри меньше минуты, и уже вся вспотела.
Она хмурится.
— На самом деле, нет. Мне немного зябко.
— Ты ведь не собираешься болеть?
Я не знаю, как она могла заболеть, ведь мама никогда не покидает дом. Папа или я, должно быть, принесли какую-то заразу…
— Я в порядке. Может быть дело в том, что просто привыкла к этой жаре.
Она подкупает меня улыбкой, в которую я отчаянно хочу верить. Но мы обе знаем, что именно это произошло в последний раз, когда мама заболела. Все началось с озноба, а закончилось ее госпитализацией из-за ослабленной иммунной системы.
Мама зевает, и я предлагаю ей лечь спать, но вместо этого она переключается на новости. Господи, помоги ей, если она каждый вечер не смотрит девятичасовые новости.
Мы сидим в тишине, слушая прогноз погоды и какое-то интервью с воспитательницей местного детского сада, которая подарила школе на Аляске сотню вязаных шарфов. Затем идёт часть о пробке из тридцати двух автомобилей на автостраде в час пик. Без смертей, слава Богу. Но из-за следующего сюжета, влажный воздух в комнате понизился на несколько градусов.
— Винсент Монро из «Корпорации Монро», житель Мередит Хиллс, недавно приобрел «Старфайр Гранит» и карьер в Эмметвилле, согласно контракта со звукозаписывающей компанией… — сообщает симпатичный ведущий новостей.
Мама поднимает пульт, чтобы переключить канал, когда на экране появляется Винсент Монро, чёрно-бурый лис воплощённый в образе человека, в чьих глазах был такой же серый злой отблеск, как и у Августа. Ее рука дрожит, а дыхание сбивается.
— Мама, — говорю я, пытаясь ее успокоить.
— Дьявольское отродье, — произносит она сквозь стиснутые зубы.
Мама вызовет другой приступ, если не будет осторожна. Ее блуждающий нерв привередлив. Иногда достаточно лишь малейшего расстройства, чтобы мама на несколько секунд потеряла сознание. Некоторые люди реагируют на стресс выбросом адреналина, но у маминого мозга есть сила, которая остановит всю его работу.
Сюжет очень быстро заканчивается. Они уже обсуждают предстоящую ярмарку вакансий в местном колледже.
— Не позволяй ему иметь эту власть над собой.
Я кладу руку на ее.
Она судорожно дышит, не сводя глаз с экрана, словно смотрит сквозь него. Задумалась, наверно. Нечасто у нас выпадает возможность обсудить семью Монро, но со всеми моими стычками с Августом в последнее время, я не могу не воспользоваться моментом.
— Почему вы с папой не покинули Мередит Хиллс? — спрашиваю я. — После всего, что случилось.
Она отвечает не сразу. Вместо этого ее взгляд падает на колени, когда выдергивает нитку со своего пледа.
— Твой отец слишком горд, чтобы бежать из города, поджав хвост, — говорит мама. — Кроме того, общественный защитник сказал, что бегство только заставит выглядеть его виноватым. И мы обе знаем, что твой отец невиновен так же, как и в день своего рождения. Он и мухи не обидит.
— Да, но вам не кажется, что вы прожили двадцать лет в этой разрывающей душу тени?
Повернувшись ко мне, ее глаза освещает искра ясности.
— Нет. Это наш дом. Мы выросли здесь, твой дедушка вырос здесь. Мы хотели здесь вырастить наших детей, что мы и сделали. Мы не живем ни в чьей тени.
Я не поднимаю тему о моей тете. Произнести ее имя — верный способ довести маму до слёз, а она и так уже достаточно взволнованна.
— Мама, ты уже приняла свои ночные таблетки? — я меняю тему.
— Ещё нет.
Я вскакиваю и иду на кухню, доставая из органайзера пять таблеток и наливаю стакан воды из-под крана. Через минуту помогаю маме лечь в постель.
— Спокойной ночи, мама.
Я целую ее лоб и накрываю одеялом. Ее кожа прохладная под моими губами, и она вздрагивает.
— Отдохни, хорошо? У нас большие планы на субботу.
Она умудряется улыбнуться, прежде чем обхватить своей рукой мою щеку.
— Ни за что на свете не пропущу, милая.
Мама выходит из дома раз, может два в месяц. Это всегда утомительно, но стоит того, когда на ее лице расцветает улыбка. Даже если всего на несколько часов мы притворяемся, что мы обычная семья, занимающаяся тем, что для большинства семей было само собой разумеющимся.