верить? Хочешь сказать, скоро на перо смотреть пойдем? Драгомир ничего не ответил, и лишь продолжал держать ее в объятиях, мелко покачиваясь и стараясь восстановить дыхание. Темный заговор заметно поубавил сил, но пока была отличная возможность лечить Радмилу, чародей и не думал останавливаться. К вечеру второго дня девица уже заметно пошла на поправку, кашель стал куда легче и реже, удалось хоть немного поесть, красавица охотно разговаривала и более не пыталась уснуть. Нельзя сказать точно, доложили ли купцам о том, какой ценой отживела их дочь, но слуги теперь сторонились чужака и с нетерпением ждали его отъезда, то и дело бросая в широкую спину чернявого злобные взгляды. Агриппина наотрез отказалась находиться с ним в одном помещении, посему решили так – старуха следит за Радмилой ночью, а утром ее сменяет Драгомир. *** Следующий день начался радостно. Драгомир сам разбудил панночку, которая спала спокойно, лениво и сладко, отдыхая, наконец, от изнурительной лихорадки. Красавица с удовольствием умылась, правда пока кипяченой водой, ее как могли берегли от грязи и сквозняков. Она улыбалась солнцу, что впервые за множество дней ласковым золотым светом залило ее комнату. Колдун позаботился о том, чтобы Радмила хорошо позавтракала , после чего уже хотел приступать к обыденной процедуре, когда увидел, как неловко девица пытается заплести косу, чтобы длинные растрепавшиеся пряди не мешались ей – пальцы еще плохо слушались беднягу. Колдун взял с полки яблоневый гребень и, присев совсем близко к девице, стал расчесывать мягкие золотистые завитки. -Барынька, смотри, для тебя соловьи поют. Разве можно было такое пропустить? Приговаривал он, упоенно деля пшеничные локоны на тонкие пряди. -А вот сегодня так тебе скажу, уже никуда не хочу уходить. Лето впереди, белесые туманы по утрам, спелые ягоды, золотые лучики в теплых лужах. Это ты мне все заново открыл, Драгомир, когда ты впервые переступил порог, будто пламя опять вспыхнуло в очаге. Прежде чем заболеть, я неделями угасала в нескончаемых терзаниях и слезах, не знала куда бежать, чтоб укрыться от тревог… а потом ты пришел. Все просто снова стало ясно – нужно набраться сил и встать на ноги, нужно заниматься обычными хлопотами, ближним помогать. И как я об этом позабыла? Ты будто согнал того, кто спал на моей груди каждую ночь. Драгомир застыл, не выпуская из рук ее шелковые кудри, он вовсе не ждал такого откровенного признания, и молодецкое сердце отбило тревожный такт. -Радмила… - прохрипел он, чуть склоняясь к ее уху – да я ведь ради одной твоей улыбки горы сверну. Хочешь – гони дурака взашей, хочешь – вели высечь за дерзость, не могу смолчать, пропал я, голубушка. -Смеешься надо мной, лукавый? Кому же я такая нужна? -Я вовек больше не засмеюсь, коли ты не будешь счастлива – промолвил трепещущий колдун, наклоняя голову и зарываясь в невесомые локоны, пахнущие ромашкой – Если б сказала мне стать тенью твоей, я б не спал, за тобой ходил… если б дозволила мне стать ветром в ночи, то забрал бы тебя, вырываясь на волю. Но лучше уж вышвырни, негоже мне осквернять тебя своим обществом, знала бы ты, сколько я сотворил темных дел, брезговала бы касаться. Почти все, что шепчут обо мне – правда, я чернокнижник и душегуб, а твое спасение – первый подвиг, за который нечего стыдиться. -Ты ведь вроде зоркий соколик, разве не заметил? Сколько мрачных дел за твоими плечами, столько же добрых впереди. Эти слова как бальзам разлились по нутру Драгомира, и на долю секунды он поверил в них со всей искренностью, но после обжигающие вспышки воспоминаний будто выкинули его из сладостных грез в реальность. Колдун отстранился и поморщился, припоминая обгоревшие трупы и окровавленные клинки. -Я пропащий человек… Радмила повернулась к нему лицом и аккуратно дотронулась белыми пальчиками до его лба, не позволив спрятать взор. -Ты мудрый и сильный, остальное же в твоих руках и в глазах смотрящего. Твердишь мне двое суток о том, что целая жизнь впереди, а сам, стало быть, в это не веришь? -Себе нет, а тебе поверю, барынька, коли думаешь, что все еще поправимо… Красавица тепло обняла своего спасителя, а у него аж перехватило дух, будто все эти годы бесы тянули его на дно, и только что получилось впервые вырваться на поверхность и глотнуть воздух, а тело уже и позабыло, как оно, дышать полной грудью. Для кого-то он стал почтенным лекарем, а не чудовищем из лесу… причем панночка изначально так его и приняла, еще до того, как он успел впервые с ней заговорить. Долго они шептались обо всем на свете, пока Драгомир заботливо заплетал косы красавице, он любовался ею и за его спиной будто вырастали крылья от того, как Радмиле становилось лучше. Колдун рассказывал ей о дальних странах и диких поверьях, ставших явью в его глазах, а девица слушала и не боялась – будто во всем своим пытливым умом выискивала светлую сторону. Лишь только ей становилось худо, чародей спешил немедля, не жалея сил, облегчить ее боль. Будь его воля, Драгомир оставался бы с ней и ночами, уверенный в том, что лишь он как должно ухаживает за здоровьем панночки, и от того оно крепчает день ото дня. Безусловно от таких поползновений приходилось отказаться, обитатели дома могли бы заподозрить неладное… и пускай. Чародей решил одно – ни одно сокровище мира не заменит ему эту покладистую красавицу, лучшую на белом свете. В награду он хочет, ни больше, ни меньше, Радмилу. *** К вечеру пятого дня панночка полностью выздоровела и набралась сил. Впервые за много мучительных беспокойных недель, Радмила на своих ногах покидала спальню. Агриппина помогла ей одеться, да не просто так – по-праздничному, в белую вышиванку и червонную юбку с пестрым фартуком. Тонкую шею девицы украсили коралловые бусы, а в сверкающих золотом косах переливались шелковые ленты. Драгомир ждал ее у порога, чтобы отвести в большой зал к родителям. Мурашки побежали по его спине, когда он услышал смачный стук каблучков и легкий звон сережек-лунниц. Когда панночка вышла, колдун потерял дар речи, он привык ее видеть несобранной и больной, полюбив ее даже такую, а теперь и вовсе не мог оторвать взгляда – как же она хороша. Статная, породистая, изящная, ни единой острой грани в ней не было, все будто сгладили талые ручьи. Под руку они шагали по заморским коврам, а Радмила стыдливо прятала очи, лелея надежду о том, что спаситель не захочет расставаться с нею. Ей так опостыла жизнь среди вероломных завистников, в мире, где все покупается и продается, что наивно была готова ринуться в леса вслед за своим героем, навсегда покинув отчий дом. Чародей уже ничего не боялся, нежно поглаживая ладошку панночки, он уже представлял, как ведет ее под венец, как целует ее медовые уста. Никаких богатств не надо, не нужно приданого, он со всем сладит сам, лишь бы благословили родители, а главное –сама Радмила дала согласие. Купцы сияли жемчужными улыбками, едва способные поверить в то, что их дочь снова расцвела и радуется жизни. В воздухе витал праздник, родные и близкие собрались, чтобы отметить чудное исцеление, играла музыка, а на столе стояли лучшие яства. Торжество тянулось, а чародей все места себе не находил, выжидал, когда же лучше потребовать единственной желанной награды. Смеркалось, вдоволь насладившись угощениями и пощебетав с подругами, Радмила снова ушла отдыхать, ей все еще нужно было беречь силы. Тогда-то Олег увлек колдуна за собой в глубину дома и в пыльном помещении скудной библиотеки вызвал его на личный разговор. -Я по гроб жизни твой должник, Драгомир. Назови цену сам, и я отдам тебе все, что смогу, моя благодарность не знает границ. -Ты хозяин своему слову, Олег? Купец помрачнел, не ожидая такой дерзости от чародея, он стиснул зубы, поглядывая на мрачную фигуру черноусого молодца, что стоял недвижимо, скрестив руки на груди, вперив в него испытывающий взгляд. Но перечить не осмелился. -Уж не сомневайся. Внезапно Драгомир сделал шаг из тени навстречу Олегу, так резко и неожиданно, что старик невольно отшатнулся. -Тогда я забираю… самое дорогое. – прохрипел он без нотки страха в голосе – Отдай мне Радмилу и мы в расчете. Лицо купца тотчас раскраснелось от гнева, он отчаянно подался навстречу колдуну и злобно зашипел. -Чего удумал, поганец! Коли не твои заслуги, летел бы уже с крыльца… шельма. – Олег глубоко дышал и с силой пытался угомониться, памятуя о том, что перед ним по-прежнему спаситель дочери – Не видать тебе Радмилы как своих ушей, ты гол как сокол, и даже не в этом дело. Ради своей ненаглядной я бы не пожалел приданого. А вот прошлого твоего я не переменю, ты безродный убийца, замаранный чертовщиной безбожник. Вашего племени уже почти не осталось и боятся вас как огня, ибо нет ничего доброго в колдовской природе, от тебя разит тленом и сумраком, если думаешь, что я отдам тебе единственного ребенка, которого чуть не потерял – ошибаешься. Поэтому давай-ка, прекрати валять дурака, бери деньги, бери землю… В упреждающем и укоризненном жесте Драгомир вскинул указательный палец, его достоинство было ущемлено, а по сердцу словно полоснули клинком. Он мог бы порушить все кругом или молча украсть Радмилу… а все же в словах ее родителя была правда. Как эта пригожая барынька будет уживаться в сырой избе посредь леса, кишащего болотниками и навками? Вдруг он не уследит за балованной девицей, и она сгинет по глупости в чьих-то когтистых лапах, вдр