лучше. Колдун рассказывал ей о дальних странах и диких поверьях, ставших явью в его глазах, а девица слушала и не боялась – будто во всем своим пытливым умом выискивала светлую сторону. Лишь только ей становилось худо, чародей спешил немедля, не жалея сил, облегчить ее боль. Будь его воля, Драгомир оставался бы с ней и ночами, уверенный в том, что лишь он как должно ухаживает за здоровьем панночки, и от того оно крепчает день ото дня. Безусловно от таких поползновений приходилось отказаться, обитатели дома могли бы заподозрить неладное… и пускай. Чародей решил одно – ни одно сокровище мира не заменит ему эту покладистую красавицу, лучшую на белом свете. В награду он хочет, ни больше, ни меньше, Радмилу. *** К вечеру пятого дня панночка полностью выздоровела и набралась сил. Впервые за много мучительных беспокойных недель, Радмила на своих ногах покидала спальню. Агриппина помогла ей одеться, да не просто так – по-праздничному, в белую вышиванку и червонную юбку с пестрым фартуком. Тонкую шею девицы украсили коралловые бусы, а в сверкающих золотом косах переливались шелковые ленты. Драгомир ждал ее у порога, чтобы отвести в большой зал к родителям. Мурашки побежали по его спине, когда он услышал смачный стук каблучков и легкий звон сережек-лунниц. Когда панночка вышла, колдун потерял дар речи, он привык ее видеть несобранной и больной, полюбив ее даже такую, а теперь и вовсе не мог оторвать взгляда – как же она хороша. Статная, породистая, изящная, ни единой острой грани в ней не было, все будто сгладили талые ручьи. Под руку они шагали по заморским коврам, а Радмила стыдливо прятала очи, лелея надежду о том, что спаситель не захочет расставаться с нею. Ей так опостыла жизнь среди вероломных завистников, в мире, где все покупается и продается, что наивно была готова ринуться в леса вслед за своим героем, навсегда покинув отчий дом. Чародей уже ничего не боялся, нежно поглаживая ладошку панночки, он уже представлял, как ведет ее под венец, как целует ее медовые уста. Никаких богатств не надо, не нужно приданого, он со всем сладит сам, лишь бы благословили родители, а главное –сама Радмила дала согласие. Купцы сияли жемчужными улыбками, едва способные поверить в то, что их дочь снова расцвела и радуется жизни. В воздухе витал праздник, родные и близкие собрались, чтобы отметить чудное исцеление, играла музыка, а на столе стояли лучшие яства. Торжество тянулось, а чародей все места себе не находил, выжидал, когда же лучше потребовать единственной желанной награды. Смеркалось, вдоволь насладившись угощениями и пощебетав с подругами, Радмила снова ушла отдыхать, ей все еще нужно было беречь силы. Тогда-то Олег увлек колдуна за собой в глубину дома и в пыльном помещении скудной библиотеки вызвал его на личный разговор. -Я по гроб жизни твой должник, Драгомир. Назови цену сам, и я отдам тебе все, что смогу, моя благодарность не знает границ. -Ты хозяин своему слову, Олег? Купец помрачнел, не ожидая такой дерзости от чародея, он стиснул зубы, поглядывая на мрачную фигуру черноусого молодца, что стоял недвижимо, скрестив руки на груди, вперив в него испытывающий взгляд. Но перечить не осмелился. -Уж не сомневайся. Внезапно Драгомир сделал шаг из тени навстречу Олегу, так резко и неожиданно, что старик невольно отшатнулся. -Тогда я забираю… самое дорогое. – прохрипел он без нотки страха в голосе – Отдай мне Радмилу и мы в расчете. Лицо купца тотчас раскраснелось от гнева, он отчаянно подался навстречу колдуну и злобно зашипел. -Чего удумал, поганец! Коли не твои заслуги, летел бы уже с крыльца… шельма. – Олег глубоко дышал и с силой пытался угомониться, памятуя о том, что перед ним по-прежнему спаситель дочери – Не видать тебе Радмилы как своих ушей, ты гол как сокол, и даже не в этом дело. Ради своей ненаглядной я бы не пожалел приданого. А вот прошлого твоего я не переменю, ты безродный убийца, замаранный чертовщиной безбожник. Вашего племени уже почти не осталось и боятся вас как огня, ибо нет ничего доброго в колдовской природе, от тебя разит тленом и сумраком, если думаешь, что я отдам тебе единственного ребенка, которого чуть не потерял – ошибаешься. Поэтому давай-ка, прекрати валять дурака, бери деньги, бери землю… В упреждающем и укоризненном жесте Драгомир вскинул указательный палец, его достоинство было ущемлено, а по сердцу словно полоснули клинком. Он мог бы порушить все кругом или молча украсть Радмилу… а все же в словах ее родителя была правда. Как эта пригожая барынька будет уживаться в сырой избе посредь леса, кишащего болотниками и навками? Вдруг он не уследит за балованной девицей, и она сгинет по глупости в чьих-то когтистых лапах, вдруг сам обидит крутым норовом. До того было больно, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, все надежды рухнули в одночасье и жить ему теперь, томительно вспоминая образ панночки. -Тогда не нужно мне ничего. Живите, радуйтесь, да молитесь, чтобы более ни один из наших не пришел на ваш порог. Не проронив ни слова, Драгомир ринулся к выходу. Купец бежал за ним, подбирая путавшиеся полы кафтана, он, признаться честно, боялся расставаться со страшным колдуном на такой ноте – не зря же говорят, что людей такого сорта лучше не злить, не то худо будет. Олег делал это неискренне, а лишь из звериного желания держать свою семью в тепле и сытости. Колдун и слышать ничего не хотел, ему было без разницы, что ехать придется в ночь, что нет ни гроша за пазухой, немил ему стал весь белый свет. Луна как новехонькое фарфоровое блюдце сияла на бархатном, усыпанном звездами, небосводе. Она парила там, где по приданию тысячи лет назад три торговца ехали на воловьей упряжи, везли прохудившийся мешок с солью, чьи белые крупицы навсегда оставили сверкающий небесный след. Тощая кобыла, лишь слегка откормившаяся на барском фураже, с трудом везла своего угрюмого наездника – и хорошо же, что старая кляча помнила дорогу сама! Не то заплутал бы потерянный Драгомир, не то набросились бы на него те мрачные лесные твари, которым он не раз успел дать жару.