Однако, Туркан-хатын не собиралась сдаваться. Она видела в усилении Низама прямую угрозу своей власти и влиянию, и плела свои интриги с удвоенной энергией. Её агенты, словно тени, проникали во все уголки дворца, распространяя слухи и сплетни, подрывая авторитет визиря в глазах султана и знати. Она умело играла на противоречиях между различными племенами и группировками, сея вражду и раздор.
Понимая, что открытое противостояние с Туркан-хатын может привести к непредсказуемым последствиям, Низам действовал осторожно и расчетливо. Он старался не давать ей поводов для прямых обвинений, избегал резких выпадов и публичных конфликтов. Вместо этого, он сосредоточился на укреплении своих позиций, заручаясь поддержкой влиятельных союзников и создавая разветвленную сеть лояльных ему людей.
Он знал, что победить Туркан-хатын можно только одним способом – доказать султану, что его реформы приносят пользу государству, что его усилия направлены на укрепление власти Ала ад-Дина Текеша и процветание Хорезма. Поэтому, Низам с утроенной энергией взялся за дело, проводя реформы в армии, финансах и управлении. Он привлекал к себе талантливых и образованных людей, невзирая на их происхождение и вероисповедание, и создавал условия для их профессионального роста. Таким образом он стал лидером оппозиции, направленной против старшей жены султана.
Беда подкралась, словно вор в ночи, откуда её совсем не ждали. Однажды утром визирь почувствовал лёгкое недомогание, не придав этому значения. Каждое утро он начинал с глотка сладкого шербета, и даже в самых мрачных снах не мог вообразить, что в этой прохладной сладости таится смерть. С каждым днем недуг крепчал, силы покидали его, словно песок сквозь пальцы, а разум отказывался понимать причину. И лишь когда тень смерти нависла над его ложем, визирю открылась страшная правда – он отравлен. Полные невыразимой печали глаза обратились к султану. Едва слышно, словно шелест осенних листьев, прозвучал его предостерегающий шепот: "Берегись, повелитель, тебя окружают змеи". С этими словами он испустил последний вздох, оставив после себя лишь скорбь, подобную густому туману, окутавшему дворец. Визирь, мудрый, как сама справедливость, был несокрушимой опорой султана и путеводной звездой для народа. Его советы не раз отводили от империи войны и голод, а щедрость его сердца согревала сердца обездоленных. Но, увы, зависть и злоба, словно ядовитые лианы, пробрались и в его светлую жизнь. Расследование выявило чудовищный заговор: отравленный шербет поднесла служанка, действовавшая по наущению коварного евнуха. Шептались, что за всем этим стоит сама султанша, чья красота затмевала лунный свет, но чьё сердце было чернее самой тёмной ночи. Она возненавидела визиря за его безграничное влияние на султана. Её гордость не могла смириться с тем, что кто-то, кроме неё, имеет такую власть над повелителем. И тогда в её голове созрел ужасный план. В тиши ночи, когда лунный свет, проникая сквозь ажурные решётки окон, играл тенями на стенах, султанша приказала своему доверенному евнуху добавить смертельный яд в кубок визиря. Яд этот был привезен из далёких, неведомых земель, и действие его было медленным и мучительным, словно предсмертная агония надежды. Султан, однако, не посмел поднять руку на мать своих наследников. И всю тяжесть правосудия обрушили на голову несчастного евнуха, которого казнили на центральной площади в назидание толпе, собравшейся со всех концов города.
Глава 26
Июнь, 1188 года
Князь Юрий
Левкополье
Беглец от докучливой опеки княжеского двора, Юрий вновь обретал умиротворение в стенах своих лабораторий. Здесь, вдали от государственных забот, он, однако, не забывал о благе княжества. Мысли его были поглощены двумя сложнейшими задачами: вывести из тупика разработку пороха и создать смазочное масло на основе каспийской нефти, чья отлаженная доставка уже не вызывала вопросов.
Секрет пороха, если это можно назвать секретом, крылся в удивительных свойствах селитры – её способности высвобождать кислород при нагревании. Смешанная с горючим веществом, селитра запускала цепную реакцию. Выделяемый кислород многократно усиливал горение, превращая его в неистовое пламя. Та же адская смесь селитры, нефти, серы и канифоли – известная как «греческий огонь», уже несколько лет была на вооружении княжества. Легко воспламеняющаяся сера служила запалом, а канифоль загущала состав, не позволяя ему вытекать из огнеметной трубы.