Июнь, 1188 года
Стойбище монгольского рода борджигинов
Хасар
Когда Тэмуджин, словно сокол, угодил в чжурчжэньские сети, в сердце Хасара вспыхнула искра злорадства. Вот он, час освобождения от тени старшего брата! Хасар, чья душа изнывала в тени величия Тэмуджина, увидел в его пленении нежданный луч надежды, возможность взрастить собственные амбиции. Вокруг него, словно мотыльки на пламя, слетелись недовольные жесткой рукой Тэмуджина воины, жаждущие перемен. Но большая часть племени осталась верна своему хану. Хасар, чья стрела летела быстрее мысли, чьи мускулы крепли как сталь, а храбрость не знала удержу, был воином от Бога, но лишен дара правления. И тогда, наученный лукавым шепотом хана Торгула, он обрушил свой гнев не на чжурчжэней, заточивших Тэмуджина, а на меркитов. Набег, словно удар грома, оказался успешен, но гнев меркитов, подобно буре, обрушился в ответ.
Хасар, опьяненный легкой победой и подогреваемый лестью приспешников, не заметил, как сам попал в ловушку собственных амбиций. Он грезил о славе, о том, чтобы его имя звучало громче имени Тэмуджина, но вслепую шел к пропасти, не видя последствий своих действий. Вместо того, чтобы объединить племя перед лицом общей угрозы, он посеял раздор и вражду, ослабив тем самым и без того хрупкую силу монголов.
Меркиты, ведомые неутолимой жаждой мести за разоренные стойбища и угнанный скот, призвали на помощь союзников – грозных найманов, и обрушили всю свою испепеляющую ярость на беззащитные владения Хасара. Их воины, словно ненасытная саранча, заполонили бескрайнюю степь, не оставляя после себя ничего живого. Хасар, словно очнувшись от кошмарного сна, осознал, что жестоко переоценил свои силы и недооценил коварного противника. Он отчаянно пытался организовать оборону, но его голос, прежде звучавший как боевой клич, теперь дрожал, как осенний лист на ветру.
Битва разгорелась с неистовой силой, став кровавой и беспощадной. Монголы, верные Хасару, сражались с отчаянным мужеством, но силы были чудовищно неравны. Меркиты, ведомые испепеляющей жаждой мести, теснили их, шаг за шагом отвоевывая утраченные земли, словно хищники – свою добычу. Хасар, в первых рядах, рубился как безумный, словно одержимый злым духом, но даже его необузданная храбрость не могла переломить ход трагического сражения.
Кровь лилась рекой, окрашивая степь в багровые тона. Стрелы свистели над головами, словно злые духи, предвещая неминуемую гибель. Кони ржали в предсмертной агонии, а воины, с искаженными от боли лицами, падали на землю, устилая ее своими телами. Хасар видел, как один за другим его верные нукеры складывают головы, защищая его. Ярость и отчаяние переполняли его сердце.
В какой-то момент, в самой гуще битвы, Хасар оказался окружен врагами. Найманы, закованные в тяжелые доспехи, надвигались на него, словно железные големы. Их мечи сверкали в лучах солнца, готовясь обрушиться на его голову. Хасар отбивался с яростью обреченного, но силы его таяли с каждой минутой. Он чувствовал, как усталость сковывает его движения, а раны, нанесенные врагами, начинают невыносимо болеть.
Внезапно, словно гром среди ясного неба, раздался боевой клич, и на меркитов обрушилась новая волна монгольских воинов. Это подоспели подкрепления, ведомые андой (побратимом) Тэмуджин, Джамухой. Свежие силы вдохнули надежду в сердца измученных воинов. Битва вспыхнула с новой силой.
Исход битвы оставался неясным, каждый по восточной традиции приписал её себе. Но для рода борджигинов она оказалась катастрофической, из тринадцати тысяч нухуров (воинов, дружинников) в строю осталось около трёх тысяч.
Июнь, 1188 года
Шамкир
царица Тамар
Кызыл-Арслан, грозный владыка Ильдегизидов, с непреклонностью скалы отверг требования о выдаче Фаррухзада, брата павшего шахиншаха, нашедшего приют под его кровом. Правитель Азербайджана, чьи войска в кровопролитной сече с византийцами, потерпели поражения, не в виде утраченных на западе земель, жаждал реванша. Смута, разгоревшаяся у северных соседей, явилась словно дар небес. Здесь и беглецы, отступившие вместе с братом убиенного ширваншаха, и вожделенная возможность присоединить к своим владениям плодородную Муганскую долину. Обстановка с обеих сторон накалялась, и столкновение казалось неизбежным. К тому же, взор царицы Тамар, словно хищная птица, был устремлен на бакинскую нефть, обещанную ею крестоносцам. И если правый берег Куры находился под властью Аюб ал-Идриса, самопровозглашенного эмира Бакинского эмирата, за котором маячили уши правителя асов, то левый берег пока оставался под железной пятой грозного Кызыл-Арслана.