Земли пылали, кровь лилась рекой. Европа затаила дыхание, наблюдая за разгорающимся конфликтом.
Генрих чувствовал, как жизнь неумолимо покидает его. Болезнь, словно крадущаяся тень, впилась в его плоть, высасывая волю и окрашивая мир в серые тона. Лекари, окружив ложе короля, лишь бессильно заламывали руки, их клятвы в верности звучали горькой насмешкой перед лицом неумолимой судьбы. Пламя души Генриха меркло, словно свеча на ветру, а в глазах гас последний отблеск былой силы.
Но терзала короля не столько боль телесная, сколько предчувствие грядущей беды, нависшей над королевством, словно грозовая туча. Ричард, ослепленный гордыней и снедаемый жаждой власти, безудержно гнал страну к пропасти. Дипломатия для него – пустой звук, компромисс – признак слабости. В его взоре пылал лишь неугасимый огонь войны, а сердце было чуждо милосердию и разуму. Он, аквитанец до мозга костей, презирал английский язык и не утруждал себя его изучением. Английская корона виделась ему лишь блестящим трофеем, символом престижа, а не бременем ответственности. Англию он не любил, а англичан считал народом второго сорта, годным лишь для уплаты налогов и бессмысленной гибели на полях сражений, во имя его непомерных амбиций.
Генрих закрыл глаза, пытаясь унять дрожь. Он помнил, как сам, полный сил и честолюбивых замыслов, взошел на престол. Он мечтал о процветающей Англии, о могущественном королевстве, способном диктовать свою волю Европе. И что же теперь? Его труды, его жертвы – все это готово обратиться в прах из-за безумной гордыни сына.
Он вспомнил Элеонору Аквитанскую, свою властную и прекрасную жену. Когда-то их союз казался нерушимым, залогом стабильности и процветания. Но страсти утихли, амбиции разожгли пламя раздора, и вот уже много лет они жили врозь, словно враги, плетя интриги друг против друга. Может быть, и в этом его вина? Может быть, он не сумел сохранить семью, удержать сыновей от вражды?
Генрих открыл глаза и посмотрел на тусклый свет, проникающий сквозь узкое окно. Он чувствовал приближение конца. И вместе с этим чувством росла тревога за будущее Англии. Кто сможет остановить Ричарда? Кто сможет вразумить его, заставить отказаться от безумных планов? Неужели все его правление было напрасным?
Он позвал слугу и попросил принести перо и пергамент. Собрав последние силы, Генрих начертал несколько слов. Слова, которые должны были стать предостережением для его наследника, последней попыткой удержать его от падения в бездну. Слова, полные боли, отчаяния и надежды. Он знал, что шансы невелики. Но он должен был попытаться. Ради Англии. Ради себя самого.
Июль, 1188 года
Ставка Инанч-хана
Как мудры старики, шепчущие: "Пожелай насмешить богов – расскажи им о своих планах". После дерзкого набега меркитов на монгольские кочевья, Буюрук-хан нашел свой конец на окровавленном поле брани, а израненный Таян-хан балансировал на грани жизни и смерти. Даже если бы судьба и смилостивилась, седла ему более не видать, кочевой жизни не знать. Зато юный Кучум, словно разъяренный барс, проявил себя в яростной схватке – собрал воинов, отбил натиск самого Джамухи и свел жестокую сечу к шаткому равновесию. Пришла пора женить наследника. У вождя меркитов, Тохтоа-беки, дочерей и внучек – не счесть. Этот брак упрочит союз и подарит Кучуму столь необходимую опору.
Но Кучум, в чьих жилах кипела молодая кровь, смотрел на меркитов свысока. Союз с ними казался ему вынужденной мерой, уступкой обстоятельствам, а не достойным выбором воина. Его влекли не столько политические выгоды, сколько слава и новые земли.
И все же, долг перед умирающим отцом был превыше личных амбиций. Таян-хан, собрав последние силы, повелел: "Женись на дочери Тохтоа! Это укрепит нашу власть на востоке и защитит народ от новых бедствий". Слова отца, произнесенные шепотом, но исполненные непреклонной воли, стали законом для Кучума.
Выбор пал на прекрасную Айсулу, славившуюся не только красотой, но и мудростью. Ее глаза, цвета ночного неба, казались полными тайн и знаний, а голос звучал словно журчание горного ручья. Кучум, несмотря на свою неприязнь к меркитам, не мог не признать ее достоинств.