Свадебные торжества гремели на всю степь. Шаманы возносили молитвы к небесам, воины состязались в силе и ловкости, а народ ликовал, надеясь на мир и процветание. Кучум, стоя рядом с Айсулу, чувствовал себя пленником обстоятельств, но понимал, что от его решения зависит будущее его народа. Он сжал ее руку, давая клятву верности, и в этот момент в его сердце зародилось нечто большее, чем просто политический союз. Возможно, в этой хрупкой девушке, он найдет не только опору, но и истинную любовь.
Со временем Кучум обнаружил, что за внешностью покорной жены скрывается острый ум и непоколебимая воля. Айсулу оказалась не просто украшением ханской ставки, а верным советником и проницательным политиком. Она умела слушать и слышать, давать мудрые советы и находить компромиссы в самых сложных ситуациях. Кучум, привыкший к прямолинейности воинов, с удивлением обнаружил, что мягкая сила Айсулу порой оказывается эффективнее грубой силы меча.
Вскоре Айсулу родила Кучуму наследника – сына, которого назвали Ильяс. Рождение первенца скрепило их союз, и Кучум начал видеть в Айсулу не только жену, но и мать своего ребенка, часть себя. Он стал прислушиваться к ее мнению, доверять ей важные государственные дела и даже делиться своими сокровенными мыслями.
Июль, 1188 года
Арзамас
Арзамасский край, утопавший в изумрудном море дремучих лесов, испокон веков служил тихой гаванью для разбросанных мокшанских поселений. Здесь, вдали от столбовых дорог и княжеских междоусобиц, жизнь текла неспешно, словно ленивая река, мало чем отличаясь от уклада, освященного пятью столетиями. В этой благословенной глуши, где тишину нарушали лишь голоса птиц да шепот ветра в кронах деревьев, люди жили в согласии с природой: возделывали землю, пасли тучные стада, удили рыбу в тихих омутах и охотились в лесных чащобах. Но вот и до этих заповедных мест дотянулась алчная длань княжеских тиунов. Эрзянский князь Пукша, чьи властные притязания расползлись, словно ядовитый плющ, и на эти земли, потребовал нещадной уплаты половины доходов. Тревога, словно предчувствие беды, поселилась в сердцах людей. Встревоженные старейшины родов собрались на совет, под сенью вековых дубов, дабы сообща решить, как уберечь свой народ от неминуемой беды.
Долга была рада старейшин. Говорили о былой воле, о священной земле предков, о детях, которым грозило вырасти в горькой кабале. Одни, страшась княжеского гнева, предлагали платить дань, надеясь умилостивить грозного властителя и сохранить хоть малую толику нажитого. Другие, молодые и горячие сердцем, призывали к войне, к отчаянной защите родного очага с оружием в руках. Но старый Инязор, мудрейший из старейшин, хранивший в своей памяти эхо минувших веков, долго молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово, взвешивая каждый довод.
Наконец, он поднялся, опираясь на свой верный посох из мореного дуба. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, словно древняя карта местности, выражало неизбывную печаль и глубокую мудрость.
– Война, – произнес он тихим, но твердым голосом, в котором чувствовалась несгибаемая воля, – это всегда кровь невинных и разорение родной земли. Мы – мирный народ, не привыкшие к звону стали и лязгу оружия. Но и платить непосильную дань – значит обречь себя на нищету и вечное унижение. Поэтому я предлагаю уйти на север, туда, где простираются бескрайние земли, богатые плодородной почвой и дичью.
– А если княжеские тиуны по пятам за нами увяжутся?
– Как говаривал покойный внук, есть земли, где ростки русской жизни пробиваются, где князь привечает всякого, кто честен в трудах своих. Не ведают там ни оброка, ни урока, лишь справедливый налог – малую толику, десятую часть от дохода. Дружина у князя справная, для тех, кому сеча по нраву, найдется ратное дело, а остальным – мир да покой. Сказывают, на первые пять лет князь от налогов освобождает, дабы крепко осесть на земле той. Живут там уж несколько родов мокшанских, можно к ним гонцов послать, проведать, как им живется, чем дышат, приглядеть места для поселения. Да и к наместнику княжескому наведаться, словом перемолвиться, не помешает.
Речь Инязора вызвала ропот среди собравшихся. Мысль об уходе с насиженных мест, о расставании с могилами предков, казалась кощунственной. Однако, в словах мудрого старца звучала надежда на лучшую долю. После долгих споров и раздумий, старейшины пришли к согласию. Решено было отправить гонцов на север, к тем мокшанским родам, что уже обосновались на новых землях, и к наместнику княжескому, дабы узнать об условиях жизни и возможности переселения. Молодые охотники и следопыты, самые отважные и смекалистые, отправились в долгий путь, полный опасностей и неизвестности.