Весть о возможном переселении быстро разнеслась по окрестным селениям. Люди, измученные непосильными поборами и страхом перед княжеским гневом, с надеждой внимали рассказам о благодатных землях и справедливом князе. Многие начали готовиться к дальней дороге, собирая нехитрый скарб, запасая провизию и прощаясь с родными местами.
Долго ли коротко, время шло, и вот, наконец, вернулись гонцы с обнадеживающими вестями. Мокшанские роды, живущие на севере, приняли их радушно и рассказали о щедрой земле, богатых угодьях и мудром князе, заботящемся о своих подданных. Наместник княжеский также выразил готовность принять переселенцев и предоставить им все необходимое для обустройства на новых землях. Вскоре, нескончаемая вереница повозок потянулась на север. Старики, женщины, дети, мужчины – все, кто не желал мириться с княжеским произволом, покидали родные места в надежде на новую жизнь, полную свободы и достатка. Впереди их ждали бескрайние земли, где они смогут построить свои дома, возделывать поля и растить детей в мире и благополучии.
Глава 28
Июль, 1188 года
Феодоро
Княгиня Мария
Мария с нежностью наблюдала, как крошечная Василиса, забавно пыхтя, осваивала мир на четвереньках. Когда-то, услышав от Юрия обещание избавить её от всех забот, дабы она могла всецело посвятить себя дочери, она вспыхнула негодованием. Веками в византийских аристократических семьях воспитание детей доверяли специально обученным людям: от кормилиц и нянек до учителей всевозможных искусств и наук. Но Юрий, с мудрой простотой, объяснил: если не вложить душу в воспитание ребенка, не показать личным примером разницу между добром и злом, а переложить эту ответственность на плечи наемных слуг, то какой ответной любви можно ожидать в будущем?
Они с Ириной тогда задумались над словами мужа и… согласились. Исходя из этого Ирина решила не рожать так как у неё было куча дел, и Юрий согласился дать ей отсрочку на год.
Теперь, глядя на сосредоточенное личико Василисы, она понимала правоту мужа. Никакая наемная душа не сможет передать ребенку ту безусловную любовь и принятие, которые может дать только мать. С рождением Василисы мир Марии перевернулся. Забота о дочери стала не бременем, а источником неиссякаемой радости. Она часами могла наблюдать за тем, как малышка изучает свои ручки, как смешно морщит носик, когда чувствует новый вкус, как тянется к ней, издавая нежные звуки. Юрий оказался прав. Никакие богатства и слуги не заменят материнского тепла и внимания. Мария поняла, что самое важное в жизни – это не светские рауты и драгоценности, а возможность видеть, как растет и развивается её дочь, как формируется её личность.
Юрий и Ирина часто посещали Марию с Василисой. Ирина, хоть и откладывала собственное материнство, не могла скрыть умиления, глядя на племянницу. Она приносила Василисе забавные игрушки, читала ей стишки и с удовольствием помогала Марии в уходе за малышкой. Юрий же, наблюдая за тем, как преобразилась Мария, светился от гордости. Он видел, что его слова не прошли даром, что Мария нашла свое истинное призвание в материнстве.
Василиса росла любознательным и общительным ребёнком. Она обожала слушать сказки, которые рассказывала ей Мария, с удовольствием рисовала и лепила из глины. Мария старалась поддерживать все начинания дочери, поощряла ее творческие порывы и помогала раскрыть таланты.
Ирина, видя, какое счастье материнство приносит Марии, все чаще задумывалась о том, чтобы самой стать матерью. Год отсрочки пролетел незаметно, и она стала все больше склоняться к тому, чтобы подарить Юрию наследника. Она видела, как
Василиса стала не просто дочерью, а невидимой нитью, скрепляющей их семью, наполняя каждый день новым, доселе неведомым смыслом.
В одну из ночей, после страстного танца тел, Ирина, нежно прильнув к мужу, прошептала ему на ухо сокровенное:
— Я готова, любимый. Только дай мне немного времени, чтобы мои верные помощники подхватили бразды правления. Не хочу, чтобы дело всей моей жизни рухнуло без присмотра. Да и Василисе нужно немного подрасти, чтобы Мария могла регулярно делить с тобой ночи. Иначе приведешь еще одну жену, а мы, знаешь ли, делиться не любим, — промурлыкала она и, не давая ему опомниться, впилась в его губы жадным поцелуем, лишая всякой возможности возразить.