- Завтра выступаем, – произнес Всеволод глухо, словно эхо из глубин земли, не отрывая взгляда от карты. – На рассвете. Идем на Суздаль напрямую, по большой дороге.
Ратибор лишь хмыкнул в ответ, не смея перечить князю. Он знал, что решение принято, и слово Всеволода – закон. Оставалось лишь претворить его волю в жизнь.
Рассвет окрасил небо багрянцем, когда дружина Всеволода двинулась в путь. Две тысячи всадников, словно стальной поток, стремительно неслись по торговому тракту между Владимиром и Суздалем. Едва солнце коснулось верхушек деревьев, воины вырвались из лесной чащи на оперативный простор. Впереди, на холме, словно неприступный страж, высились стены Суздаля.
Князь поднял руку, и войско замерло. Всеволод окинул взглядом город, словно хищный зверь, выбирающий жертву. В его глазах пылал огонь решимости, словно отблеск грядущей битвы. Он знал, что грядущий день определит судьбу всего княжества. И он был готов сражаться за свою землю до последней капли крови. В его сердце билась лишь одна мысль: Суздаль должен пасть.
Август, 1188 года
Окрестности Суздаля
Ворота, словно челюсти гигантского зверя, медленно, неотвратимо захлопывались, погребая под собой последнюю надежду на спасение. Всеволод понимал – не успевают. Воины, облаченные в облегченные доспехи ради скорости, неслись к спасительному проему, но тщетно: створки двигались с неумолимой, зловещей быстротой. Тонкий луч надежды, едва мерцавший в сердцах воинов, угас в одно мгновение, когда раздался удар, чудовищный по своей силе, словно молот исполина обрушился на наковальню мира, раздробив ее в пыль. Первые ряды всадников взметнулись в воздух, словно осенние листья, подхваченные безжалостным вихрем смерти. Второй удар обрушился на войско, и еще сотня воинов нашли свой бесславный конец, распростершись окровавленными телами на земле. Удары продолжались с пугающей периодичностью, сея смерть. В городе загрохотало, словно проснулся древний вулкан, и сотни огненных стрел, словно рой разъяренных ос, взметнулись в черное небо, чтобы обрушиться огненным дождем на тылы войска. Лошади, объятые ужасом, взбеленились и понесли, сметая все на своем пути. Суматоха и паника охватили ряды, усиливаясь с каждым новым залпом огненных стрел, поражавших врага на огромном расстоянии. Кони истерично ржали, раненые стонали, а смерть собирала свой кровавый урожай.
Всеволод, стиснув зубы, наблюдал за разворачивающейся трагедией. Он понимал, что это конец. Безрассудная храбрость, подкрепленная жаждой мести, обернулась чудовищным поражением. Он видел, как его воины, вчера еще полные сил и надежд, превращались в безликую массу, корчащуюся под градом огня и сокрушительными ударами стрел.
С трудом перекрикивая вой огня и стоны раненых, Всеволод отдал приказ об отступлении. Его голос, обычно громкий и уверенный, дрожал отчаянием, но в нем еще звучала воля, способная повести за собой. Он понимал, что отступление – это не бегство, а тактический маневр, единственный шанс на выживание.
Развернув коня, Всеволод погнал его прочь от багрового ада, в сторону темнеющей стены леса, маячившей на горизонте призрачной надеждой. За ним, словно подгоняемые вихрем, устремились остатки некогда славного войска, обезумевшие от ужаса и боли. Они бежали, не смея оглянуться, спасая лишь собственные жизни, оставив на поле брани не только павших товарищей, но и разбитые надежды, погребенную веру в победу.
И когда спасительная тень леса уже казалась досягаемой, из-под его темного полога, словно рой разъяренных шершней, вырвался смертоносный ливень стрел. Князь Всеволод, пронзенный сразу в нескольких местах, рухнул наземь, обагряя кровью пожухлую траву.
Август, 1188 года
Окрестности Суздаля
Пока в Суздале устроили кровавую баню князю Всеволоду, Адиль, подобно неумолимой реке, стремительно несся по Волге. Кострома, застигнутая врасплох, пала без единого выстрела, Ярославль попытался огрызнуться, сотней дружины наместника. Тщетно! Удар суздальской рати, усиленной дикой мощью торков, оказался сокрушителен. Город пал к ногам победителя, особо не сопротивляясь. Адиль, оставив в Ярославле гарнизон, двинулся дальше на север, к Ростову, усмиряя окрестные земли словом и мечом. Впрочем, за исключением пары кровавых эпизодов продвижение его было скорее триумфальным шествием. Ростов же встретил Адиля не бранным кличем, а смиренным перезвоном колоколов и гостеприимно распахнутыми вратами.