Но пуще всего Ратмира Берладь тревожила – дикий край меж Днестром и Дунаем, да город одноименный, где вольные люди собрались, беглые из разных княжеств, а по правде сказать – разбойники да головорезы. Пока что белгородцев особо не трогали, так, попытались пару раз озорничать: деревеньки пограбить, скот увести. Но Ратмир быстро показал, кто в Белгороде хозяин. Выловил озорников, да на дубах вдоль дороги и вздернул. Никто не ушел от расплаты.
Однако чуял Ратмир, что Берладь – это лишь предвестие бури. Слишком вольготно там жили, слишком много оружия у них появилось. Не сами же они его ковали? Значит, кто-то снабжал. И этот кто-то, наверняка, имел виды на белгородские земли. Князю, конечно, докладывал тысяцкий о берладских беспокойствах, да только князь далеко, у него своих забот полон рот. Придется, видно, самому Ратмиру разбираться с этой берладской вольницей.
Решил Ратмир отправить в Берладь лазутчиков. Пусть разузнают, что там за люди, какие у них силы, кто их вождь, и главное – кто оружие поставляет. Выбрал он для этого дела самых надежных и опытных воинов, тех, кто и в бою не дрогнет, и в разговоре слово нужное найдет. Переодел их в купцов, навьючил телеги товаром, да и отправил в путь.
Прошло несколько недель, и вернулись лазутчики с тревожными вестями. В Берлади собралось немало народу, во главе их стоит некий Ростислав Иванович, беглый князь из первой галицкой династии, сын Ивана Берладника. Оружие им поставляют смольчане да валахи, за золото да за полон. Иван мечтает о возвращении Галича под свою руку или создании собственного княжества, и Белгород – лакомый кусок для него. Поэтому вопрос, что он посчитает выгодным для себя двинуть на Галич, где обосновался венгерский королевич Андраш, сын Белы III, или обеспечить себе тыл покорив Белгород, оставался открытым.
Князь не забыл о Ратмире, прислал на помощь три галеры с греческим огнём, да тысячу половцев под предводительством своего дядича Данила Кобя́ковича. В целом под рукой Ратмира оказалось под три тысячи воев, да пять боевых галер, сила немалая. Вот только по словам лазутчиков у Ивана порядка десяти тысяч человек.
Ратмир выслушал лазутчиков, хмуря брови. Новости были скверные, но ожидаемые. Беглый князь, да еще и с такими амбициями, – это не просто разбойничья шайка. Это серьезная угроза, с которой придется считаться. Смоляне и валахи, подпитывающие берладскую вольницу оружием, тоже не добавляли оптимизма. Значит, за спиной у Ростислава стояли влиятельные силы, заинтересованные в дестабилизации обстановки в регионе.
Греческий огонь и половецкая тысяча – помощь, конечно, существенная, но против десяти тысяч берладников её может оказаться недостаточно. Нужно было думать, как обратить численное преимущество врага в свою пользу. Помниться князь все говорил, что воюют не числом, а умением. Вот этот тезис он и планировал воплотить в жизнь, если Иван все же решиться начать с Белгорода.
Август 1188 года
О́вручское кня́жество. Овруч
Рю́рик Ростисла́вич
Глава Ростиславичей был взбешен и неприятно огорошен, или верней наоборот неприятно огорошен, а уж потом взбешен. Ростислав, его сын, едва успевший вкусить брачного ложа с восьмилетней дочерью Всеволода Владимирского, вернулся из Торческа с вестью, от которой леденела кровь. Берендеи, словно выпущенные из клетки дикие звери, целыми родами покидали обжитые земли, устремляясь в бескрайнюю степь. И что горше всего – половцы, чья вражда с берендеями казалась незыблемой, не только не чинили им препятствий, но и встали стеной, не позволяя княжеским дружинникам преследовать беглецов. Юный князь Торческий, шестнадцатилетний мальчишка, едва успевший утвердиться на престоле, в одночасье лишился чуть ли не половины своей паствы.
Рюрик задумчиво погладил свою короткую, клиновидную бородку. Берендеи, хоть и слыли «своими погаными», верой и правдой служили щитом, охраняя южные рубежи княжества. Их внезапный уход зиял черной дырой в обороне, и Рюрик, как никто другой, понимал, чем это грозит. Половцы, почуяв слабину, словно волки, обязательно воспользуются возможностью поживиться в богатых городах и селах. А князь киевский Святослав, как коршун, не простит ему, если не обеспечит безопасность его владений.