Сентябрь 1188 года
Паоло Сколари (Климент III)
Паоло Сколари, а теперь Климент III, все еще не мог сжиться с новым именем – оно звучало весомо, но непривычно царапало слух. Дни его проходили в неустанном труде, в распутывании хитросплетений обширной переписки, оставленной в наследство непродолжительным наместничеством папы Григория VIII. Климент видел свою главную задачу в умиротворении римлян, в исцелении кровоточащей раны давнего конфликта, тянувшегося с 1143 года, и в возвращении папства в Вечный город. Климент понимал, что для достижения мира необходимо проявить не только твердость, но и гибкость, умение идти на компромиссы и слышать голос каждой из сторон. Он начал серию встреч с представителями римской знати, с лидерами городских общин и с влиятельными кардиналами, выслушивая их жалобы и предложения. Он обещал облегчить налоговое бремя и обеспечить справедливость в судах. Параллельно с дипломатическими усилиями Климент укреплял свою власть. Он назначил новых преданных ему людей на ключевые посты в папской администрации, реорганизовал финансы и начал собирать небольшую, но надежную армию, способную защитить его от возможных врагов. Он понимал, что без сильной руки ему будет трудно удержать контроль над ситуацией и претворить в жизнь свои планы по умиротворению Рима. В тиши переговоров новый папа готовил «Пакта Согласия» с сенатом и римским народом. По нему папа признавал легитимность сената и других капитолийских магистратов, а сенат, в свою очередь, признавал суверенитет понтифика и возвращал большую часть его даров.
Старания Климента не осталось незамеченным. Весть о его миролюбивых намерениях и одновременно о твердой руке распространилась по Риму, оплаченными папскими агентами, вселяя надежду в сердца уставших от смут горожан. Многие, кто прежде занимал непримиримую позицию, начали склоняться к мысли о необходимости компромисса. Климент умело пользовался этим, проводя дипломатические переговоры, обещая блага тем, кто поддержит его, и предостерегая тех, кто продолжал упорствовать.
Вторым вопросом требующим его решением был провозглашённый её предшественником третий крестовый поход. Последние события, а именно совместное заявление Саладина и императора Мануила перевернули всё с ног на голову. В частном письме патриарх Константинопольский Василий II Филакопула советовал перенаправить участников третьего крестового похода на освобождение Пиренейского полуострова, но Климент понимал, что привлечь к такому походу высокопоставленных участников будет сложно, да и короли Арагона, Португалии и Кастилии вряд ли будут рады появлению анклавов, подчинённых другим государствам. На земле, которую они считают своей. Климент понимал, что крестовый поход на Восток – это не просто религиозная война, но и сложная геополитическая игра, в которой переплелись интересы различных государств и политических сил. Идея перенаправления сил крестоносцев на Пиренеи казалась ему не только мало реалистичной, но и чреватой новыми конфликтами. Он решил не торопиться с окончательным решением, а тщательно взвесить все "за" и "против", провести консультации с ведущими европейскими монархами и религиозными деятелями. Требовалось решение, которое могло удовлетворить большинство сторон, а главное принести выгоды Ватикану.
В папских покоях день и ночь кипела работа. Климент принимал послов, выслушивал доклады и анализировал поступающую информацию. Он прекрасно понимал, что от его решения зависит не только судьба Святой земли, но и авторитет папства в целом. Промедление могло привести к потере инициативы, а неверный шаг – к серьезным политическим последствиям.
Сентябрь-декабрь 1188 года
Генри II Фицемпресс
В полумраке королевских покоев пятидесятипятилетний монарх чувствовал себя ужасно, утопал в пучине мрачных дум. Тень недуга омрачала его чело, заставляя с тревогой вглядываться в туманное будущее державы. Король Генрих II, чьи руки держат в узде мятежных баронов, и чья воля определяла судьбы земель от Шотландии до Аквитании, теперь чувствовал, как силы покидают его. В памяти всплывали картины прошлых триумфов, гром победных фанфар, преклоненные колена врагов. Но былое величие не могло заглушить терзающее чувство неотвратимости грядущего. Он знал, что королевство нуждается в сильном правителе, способном противостоять внешним угрозам и усмирять внутренние распри.
Два сына, словно два осколка его былой силы, являли собой разительный контраст. Ричард, закалённый жизнью, был подобен клинку – стальному и непоколебимому, Иоанн же, словно тростник, гнулся под малейшим дуновением судьбы. Братья, чуждые друг другу, не питали братской любви, и Генрих страшился, что после его ухода Иоанн, слабый духом, станет марионеткой в руках – коварного Филиппа или иных, столь же беспринципных властителей, которые будут настраивать его против Ричарда