- А половцы что? – удивился Борис. - В полон не берут?
- Не берут, и даже провожают до Перекопа. Им Юрий за каждого поселенца платит серебром. Это, конечно, не раба продать, но и риска значительно меньше.
- А как готы отнеслись, что у них под боком поселились язычники? – спросил Вторак.
- В целом спокойно, Юрий, как и его батюшка, проповедует веротерпимость, никого насильно в церковь не гонит, в море не крестит, так сказать каждой пастве по церкви. Несмотря на то что князь привечает язычников и православным урона не чинит, недавно в Крыму появился духовно-рыцарский орден Андрея Боголюбского.
- О как, - аж закашлялся от неожиданности князь Всеволод.
- Именно так, подробностей не знаю, но говорят, этому ордену покровительствует епископ Черниговский Порфирий. Магистром ордена с согласия Юрия и Порфирия стал бывший сотник Андрея Боголюбского – Болеслав Владимирович.
- Он же после смерти князя к франкам подался? – воскликнул Первак.
- Вернулся, едрить его кочерыжку. Да не один, с ним около двух сотен рыцарей, облачённых по обычаям франков, а это сила не малая, они и стали костяком нового ордена. Юрий выделил им земли на Истме (древнее название Перекопского перешейка), где они в узком месте строят крепость, которая должна не только прикрыть это направление, но и взять его под контроль.
- Основательно там обустраивается племянник, как я погляжу, - произнёс Всеволод. По интонациям было сложно угадать, какие мысли при этом бродили в голове у князя, главное, чтобы не перебродили, а то им потребуется дегустатор, и тогда никому из ближников мало не покажется.
- Не без этого, - согласился Всемил. - Войско у него уже поболее нашего будет, правда, в основном молодняк, но зубастый. Да и стоят над ними опытные пестуны, которые гоняют их в хвост и гриву, так что в ближайшие два-три года княжич основательно завяз у себя в Крыму, но вот потом, когда он всех к ногтю прижмёт, тогда все может быть. Такого князя лучше союзником иметь, чем во ворогах. Тем более делить-то по большому счёту нечего, этот своё княжество ради Владимира или Киева не бросит, устраивается там по-хозяйски на долгие времена.
- Слишком много хвалишь племянника, может и князя надумал сменить? – не сдерживая эмоций, бросил всегда спокойный Всеволод.
- Я князей на перепутье не меняю, - гордо ответил Всемил. - Но и врать не стану ни в чью угоду. В Юрии видны задатки сильного князя, с таким выгодней дружить, чем враждовать, но решать, княже, тебе. Мне же дать тебе совет по моему разумению, - примиряюще произнес он.
- Да, не примиться мне с племянником, при всем желании. Ни прошлое не пустит, он в обиде на меня из-за смерти отца и моего среднего брата. Ведаешь же, что злые языки приписали это дело моим рукам. На будущее, он следующий наследник на Суздальский и Владимирский стол, и пока он жив, не будет покоя ни моим детям, ни их внукам. Сама жизнь развела нас по разные стороны от княжеского стола.
- Тогда, если примирение невозможно, то княжича надо убить, и чем раньше, тем лучше, – задумчиво произнес Всемил. – И по этому поводу есть у меня пара идей.
Август 1184 года
Феодосия
Абсолютный штиль царил в море. Даже трудно представить себе море в таком спокойном состоянии: ни малейшего всплеска, ни малейшей ряби на его гладкой поверхности. Туман окутывает мощный горный массив, возвышающийся над морем, причудливо размывая очертания предметов. Лучи только вставшего небесного светила окрашивают небо в желтовато-розовые тона и придают воде насыщенный изумрудно-бирюзовый оттенок. Большой мыс, глубоко выдвинувшийся в море, с высоты птичьего полета должен был казаться громадным белым лоскутком на темном фоне воды, а в профиль его можно было принять за гигантскую медведицу, которая пришла на водопой к морю и замерла, прислушиваясь к чему-то.
И море, и суша были безмолвны, безжизненны и пустынны. Белохвостые чайки, черные бакланы, пестрые буревестники и белые лебеди — все куда-то спрятались и притаились. Золотистая солнечная дорожка, уходила к горизонту, превращаясь там в сплошную полосу света, на фоне которой море сливается с небесами.
Юрий наблюдал за красотами природы, находясь на борту первой триремы, спущенной со стапелей местных верфей, расположенных в гостеприимной бухте Сурожа. Это первое совместное детище «сумасшедшего корабела» Виссариона, которого Мария выкупила у одного из аристократов, куда этот энтузиаст кораблестроения попал из-за больших долгов, которые наделал в процессе строительства идеального судна.