Аромат сжигаемых растений
Открывал пространства без границ,
Где носились сумрачные тени,
То на рыб похожи, то на птиц.
Плакали невидимые струны,
Огненные плавали столбы,
Гордые военные трибуны
Опускали взоры, как рабы.
А царица, тайное тревожа,
Мировой играла крутизной,
И ее атласистая кожа
Опьяняла снежной белизной.
Отданный во власть ее причуде,
Юный маг забыл про всё вокруг,
Он смотрел на маленькие груди,
На браслеты вытянутых рук.
Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил, как мертвый, не дыша,
Отдал всё царице беззаконий,
Чем была жива его душа.
А когда на изумрудах Нила
Месяц закачался и поблек,
Бледная царица уронила
Для него алеющий цветок.»[1]
Тамар от ярости чуть не прокусила губу, намёк на её отношения с младшим Чахрухадзе был более чем прозрачным, поэтому все от черни до эриставов с удовольствием распевают этот талантливый навет. Начальник стражи только руками разводит, всем рты не заткнуть, как не пытайся. Советники тоже разводили руками, признавая, что не знают того, кто мог бы создать такую песню. Тамар стала подозревать, что её написал её один из братьев, но увидеть и понять причину всего происходящего она не смогла. За время своего правления она привыкла, что многие пытаются использовать её для достижения своих целей, и кто виноват в том, что большинство из них были так назойливы и жадны, что закончили свою жизнь на плахе?
Топот ног прервал её размышления, секретарь был благоразумен и не стал переступать порога часовни, но так шумно её дожидался, что было понятно, что случилось нечто неожиданное. Тамар вздохнула и с трудом встала с колен, ежедневные молитвы с каждым прожитым днём давались ей всё тяжелее, и уже не дарили той возвышенности и подъема, как это было раньше, в детстве. Сейчас они походили на ежедневную повинность. Не раз и не два в голову царицы закрадывалась крамольная мысль заменить их чем-нибудь более приятным или хотя бы полезным, но каждый раз ей удалось брать себя в руки и избегать соблазна. Максимум, что она смогла себе позволить, это мягкие гамаши, которые надевала на время молитвы.
Приведя себя в порядок, она, не спеша, хоть слышала, как её секретарь буквально вытанцовывал на месте от нетерпения, покинула часовню.
- Ну, что там у тебя случилось? - спросила она недовольно у своего секретаря.
- Гонец из Имерети, Вардан Дадиани поднял восстание, объявив себя царём Имерети. И, не давая ей опомниться, провёл добивающий удар:
- Цхумская крепость пала, на перевалах сошёл сель, и до мая-июня проникнуть крупными военными соединениями в Имерети, Апсны (Абхазию) и Апсаре (Абхазию) не представляется возможным. Я послал лазутчиков, они проберутся горными тропами и сообщат, как обстоят дела, но до лета весь запад для нас потерян.
- Есть ли что-то хорошее, что случилось за то время, пока я молилась богу? – в сердцах воскликнула царица.
- Думаю да, - печально улыбнулся Григол Чахрухадзе. - Прибыл великий магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор.
- Но мы давно рассчитались с ними за всё услуги, которые они нам предоставляли! – удивлённо воскликнула царица.
- А это значит, ваше величество, что на этот раз в роли просителей выступает уже сам орден. И им что-то настолько сильно надо, что прибыл сам великий магистр.
- Хорошо, - приняла решение Тамар. - Назначь прием через два, нет, четыре часа в малом тронном зале, и срочно собери Малый Совет - надо понять, что понадобилось этим ростовщикам в моем царстве.
28 ноября 1187 года
Константинополь Влахернский дворец
Император Андроник
Несмотря на своё значительно упрочившееся положение, Андроник, как заговорщик со стажем, трепетно относился к своей безопасности, вследствие чего редко покидал, территорию своей резиденции, которая была укреплена на уровне цитадели. После проведённых реформ крупная аристократия была им крайне недовольна, что могло подтолкнуть самых радикальных её представителей на самые крайние меры.
Василевс пошёл на радикальные меры: первым делом вернул контроль государству за торговлей и таможенными сборами, учредив новое министерство в Священной консистории, которое не только отвечало за сбор таможенных пошлин, но и отслеживало легальность средств, которые тратили высшие чиновники, поставив во главе него своего младшего сына - Иоанна.
Далее император аннулировал договор «Золотая булла» с варварами, именующими себя европейцами, тем самым не только попытался вернуть стране доходы от торговли, текущие за границу, но и конфисковал все до одного иностранные коммерческие предприятия, ориентируя империю на жёсткую протекционистскую политику относительно своих производителей, к тому же отменил все послабления для иностранных купцов, действующих на территории Византии.