Пол в «ангаре» был выложен рифлеными металлическими плитами, поверх которых лежали листы толстой фанеры. И запах… Этот запах ни с каким другим не перепутаешь. Точно так же пахнет в залах артиллерийского музея. Не в тех, где гусарские кивера и старинное оружие, а там, где совремнные танки и пушки.
— Капонир танковый, — лаконично сказал Логинов. — В таких капонирах на случай ядерной войны даже автономная система энергопитания предусмотрена, и вентиляция, и водоснабжение. Здесь раньше танковая бригада стояла. В каждом капонире — по две машины. Расформировали бригаду, а капониры остались. И караульный взвод при них. Пацаны с лейтенантом. Охраняют. Ну и мы — временно обитаемся. Здесь у нас как бы штаб и комната отдыха, а мои апартаменты за перегородкой.
В капонире было тепло, очень светло и сухо. По всему периметру стен метрах в трех от пола — яркие лампы дневного света. У дальней стены — фанерные перегородки с дверями, какие-то стеллажи. Возле них — пара алюминиевых складных столов, массивные солдатские табуретки. Посреди — два зеленых теннисных стола с натянутыми сетками, ракетки, шарики. Какая мирная картинка. Только солдат, сосредоточенно играющих в шахматы, не хватает.
Из-за одной перегородки тихо-тихо, на пределе слышимости, доносились звуки: дз-зык, дз-зык, пи-пи-пи…
Так, ясненько, что ничего не ясненько.
Мария, пошепталась о чем-то с Геной и исчезла. Мы уселись на табуретки и, широко и приветливо улыбаясь, посмотрели друг на друга. Ахмет, понятное дело, не улыбался.
В таких случаях принято хлопать себя по ляжкам, восклицать — вот так встреча!.. Ничего этого не было.
— Гена, — сказал я, — мы с Борькой подписались на работу — машину перегнать. И начали уже эту работу работать, но тут откуда не возьмись — ты. Опять ты, проклятый… Никуда от тебя не деться.
Гена громко заржал, щедро показывая свои, неплохие для его возраста, зубы.
— Ага, — криво ухмыльнулся Борька, — совершенно случайно. Ехали мы ехали, и наконец приехали. Надо же — какой нежданчик случился.
Я проигнорировал Борькину реплику.
— В общем, мы здесь не сами по себе, а есть при нас с Борькой товарищ командир. Хозяин груза, владелец заводов, домов пароходов. Вот он, его зовут Ахмет. Гена коротко глянул на Ахмета, улыбнулся приветливо и протянул руку. Ахмет вежливо привстал и ответил на рукопожатие.
— Он у нас, — продолжил я свою речь, — старший по машине, если на вашу армейскую феню перевести. Товар у него специфический и довольно дорогой — металлолом. Поэтому, наш работодатель слегка взволнован. Не верит товарищ Ахмет, что случайно и просто мы встретились с вами. Короче, его надо успокоить. Это — раз. Второе — у нас, в общем-то, на все про все — часа два с половиной, поскольку, сам понимаешь, мы — драйверы, и из графика нам выбиваться нельзя…
— Ох, и зануда же ты, Витька, — сказал Боб. — Нудишь и нудишь…
— Засохни, плесень. Дадут тебе слово — будешь говорить-.. Я еще и половины не сказал. Но если ты мне будешь мешать, то я и вообще забуду, о чем я. Так о чем я?
— О бабах, — сказал Боб, и все засмеялись.
— Парни, сейчас Мария организует нам чайку, заодно и поужинаем, чем Бог послал. Ну, за ужином и поговорим. Я здесь вроде бы как на службе… А вообще-то, Ахмет отчасти прав, что сомневается в случайности нашей встречи. Не совсем прав, а лишь отчасти…
— Я не сомневаюсь — я уверен, что эта, далеко не случайная, встреча тщательно спланирована и неплохо реализована. Грубовато, немного… — сказал Ахмет. Потом он что-то быстро стал говорить по-английски. Гена ему ответил. У меня, признаться, это вызвало легкий шок. По выражению Борькиного лица я понял, что он тоже слегка как бы удивлен. Слегка…
— Милорды, — бестактно перебил я их. — Может, нам с Борисом Евгеньевичем сходить погулять на улицу, пока вы здесь сникаете? Обсудите свои девичьи тайны без нас… Хотя в Универе, лет эдак двадцать назад, мне и доводилось изучать язык гордых бриттов, но — каюсь — не освоил в совершенстве. Так что из вашей тарабарщины ничего толком не понимаю. А когда в моем присутствии начинают вот так вот по-жлобски темнить и тихариться не по-нашему, я почему-то нервничаю… Не знаю — почему бы это?