– И что же?
Лайам едва сдержался, чтобы не наорать на служанку, которая слишком медленно расставляла на столе глиняные пивные кружки, корзинку с хлебом и солью и тарелку с горкой сваренных вкрутую яиц. Эдил тут же осушил половину своей кружки, крепко посолил хлебный ломоть, потом очистил яйцо и принялся жадно закусывать. Лайаму пришлось ждать, пока он не оросит свою глотку новым добрым глотком. Наконец Кессиас заговорил:
– А то, Ренфорд, что в результате обнаружится, что вы носитесь по городу, суете во все нос и мешаете мне работать. И, – произнес Кессиас, многозначительно взмахнув новым полуочищенным яйцом, – вы обнаружите, что я делаю то же самое.
Лайам тоже меланхолически принялся за еду. Он понял, куда клонит эдил, и его раздражение отчасти улеглось.
– Значит, выходит, что мы стоим друг у друга на дороге, эдил. Если кто‑нибудь из нас не придумает, что с этим делать, мы будем испытывать затруднения.
– По правде говоря, затруднения – это слишком мягкое слово. Чересчур мягкое, да.
– Тогда что же нам делать?
Кессиас ответил не сразу – на этот раз он выжидал, пока медлительная служанка разместит на столе два деревянных блюда с горячими пирогами.
– Я могу приказать вам не вмешиваться, – сказал эдил, сложив пальцы домиком и внимательно глядя на Лайама. Потом он махнул рукой и рассмеялся. – Но у меня хватает ума понять, что вы мне не подчинитесь. Скажите, вы решили влезть в это дело всерьез? Или просто возитесь с ним из научного любопытства?
– Да, Кессиас, я решил взяться за это всерьез.
Лайам вдруг почувствовал, что очень голоден. Его вниманием полностью завладел горячий пирог с мясом и овощами, обильно сдобренный пряностями (пряности вообще были в Саузварке в чести). Эдил ел жадно и долго, глотая кусок за куском. Наконец он счел возможным заговорить, хотя рот его все еще был набит пищей.
– Не знаю почему, но я был совершенно в этом уверен. Тогда, если вы отказываться от этой затеи не собираетесь и я тоже не собираюсь, то из этого следует один простой вывод – нам нужно работать вместе.
Это Лайам и предполагал, но он постарался скрыть, что рад такому исходу.
– Пожалуй, это неплохая идея.
– Отлично. Тогда выкладывайте, что вам известно, Ренфорд.
Лайам усмехнулся уголками губ, чуть обнажив зубы.
– А откуда мне знать – вдруг вы выслушаете меня, а потом возьмете и посадите под замок, чтобы я не путался у вас под ногами?
– И то правда – откуда? – отозвался Кессиас и сам усмехнулся по‑волчьи, но резче и явственней, чем это сделал Лайам. Должно быть, Лайам побледнел, потому что эдил фыркнул, вытер руку об тунику и протянул ее собеседнику: – Моего слова хватит?
– Ладно‑ладно, я вам верю, – поспешно произнес Лайам. Кессиас фыркнул еще раз и убрал руку.
Не упоминая о Фануиле, Лайам принялся излагать все, что он знал о людях, фигурирующих в его списке. Лайам боялся, что Кессиас примется выяснять, откуда он получил столь подробную информацию, но эдил не задавал лишних вопросов – он просто слушал и молча кивал. Напоследок Лайам рассказал о своем визите к Виеску и о том, что ему пришлось там выдать себя за торквейского иерарха.
Кессиас слушал, продолжая трудиться над своим пирогом. Покончив с ним, эдил отодвинул блюдо и со вздохом откинулся на спинку стула.
– М‑да, должен признаться, вы собрали куда больше сведений, чем я. Я жалею, что не сцапал вас еще вчера и не присмотрелся к вам повнимательнее.
– Ну, теперь говорите, что стало известно вам? Помимо того, чем вы меня огорошили. Я имею в виду завещание.
– Лишь то, что вы только что мне рассказали, Ренфорд. По правде говоря, я пока еще не собрал ничего.
– Ничего?! – потрясенно воскликнул Лайам. – Вот так номер! Похоже, я заключил невыгодную сделку!
– Ну, зато я – очень выгодную, вам не кажется?
И эдил улыбнулся – довольно, словно обожравшийся кот. Лайам мрачно потер лоб, но все‑таки не удержался и хмыкнул.
– Ну, ладно, – сказал он в конце концов. – По крайней мере, вы теперь должны будете держать слово, которое мне дали.
– Это будет честно, – усмехнулся эдил.
– А как насчет ножа? Я так полагаю, вы его забрали с собой. Удалось что‑нибудь выяснить об этой вещице?
– Очень мало. Нож того типа, которым пользуются всякие циркачи, актеры, фокусники, шарлатаны и тому подобный народ. Эти ножи парные, и у них необычно широкие рукояти. У одного из дубликатов лезвие при ударе убирается внутрь – это нужно для отыгрыша сцен смерти в представлениях и тому подобных вещей.
– Тогда этот нож впрямую указывает на менестреля из нашего списка, – нетерпеливо начал было Лайам, но тут же перебил сам себя, прежде чем это успел сделать Кессиас. – Или на умного и хитрого человека, желающего свалить вину на другого.
– А вы быстро соображаете. На оч‑чень умного человека, желающего увести подозрения как можно далее от себя. Раз он выбрал актерский нож, значит, он не актер, но вращается в этой среде. Отсюда следует, что он знатен или по крайней мере богат. А богатым в Саузварке может быть только торговец. И если я не выжил со вчерашнего дня из ума, то на первую роль в этом деле выдвигается Анкус Марциус. Он частенько якшается со всякими там актеришками, и у него вздорный нрав. Когда, вы говорите, он приходил к Тарквину? Ну не он, так похожий на него человек?
Мысли и образы Фануил передавал хорошо, но его восприятие времени было весьма скверным. Установить дату визита человека, похожего на торговца, можно было, лишь припомнив, что дракон говорил о погоде. Лайам потер лоб.
– За день‑два до последнего сильного шторма. Я точно не знаю. Могу лишь сказать, что день был пасмурным, но дождь шел только изредка.
Кессиас задумчиво проворчал:
– Скорее всего, Марциус навестил старика сразу после того, как его лучший корабль разбился возле Клыков.
– Возле Клыков? Нет ли здесь связи с магическими опытами Тарквина?
– По правде говоря, мне это тоже пришло в голову. Тоже пришло, да. Возможно, Тарквин вел какое‑то дело с Марциусом и провалил его. А этот Марциус, насколько я его знаю, таких вещей не прощает.
– Тогда, наверное, вам следует его допросить.
Эдил задумчиво поворошил останки пирога.
– Проще уговорить ветер не дуть или снять звезды с небес, чем допросить Марциуса. Он – важная шишка, у него очень высокие покровители. За подобный выпад против него я могу запросто полететь со своей должности. И потому я предпочел бы, чтобы этим занялись вы.
– Я? Если вы, представитель власти, не можете его допросить, то что могу сделать я?
– Притворитесь еще раз иерархом или, еще лучше, королем Таралона. Он быстро разговорится.
Напоминание о маскараде в аптеке Виеску заставило Лайама недовольно скривиться. Кессиас, заметив эту гримасу, расхохотался, потом резко посерьезнел.
– Лучше всего будет, если вы явитесь к нему как ученый, который ищет работу. Расскажете ему обо всем, что вы умеете, а потом вскользь упомянете, что ваш предыдущий хозяин убит. И вот вы, дескать, теперь ищете нового хозяина, достаточно влиятельного, чтобы он мог защитить вас от врагов хозяина прежнего.
– А потом я внезапно называю имя Тарквина, в надежде, что этот тип от неожиданности выдаст себя?
– Можно и так.
– А затем он кликнет кого‑нибудь из своих подручных, и я очнусь на одном из его кораблей, сжимая в руках рукоять загребного весла галеры.
– Ну зачем же так мрачно смотреть на вещи? Если вы будете вести себя хорошо, ничего подобного не случится. Будьте кротким, вежливым, чуточку чокнутым – в общем, будьте самим собой. Раз уж он настолько умен, чтобы разыграть эту штуку с актерским ножом, то ему никогда и в голову не придет, что его сможет разоблачить какой‑то бумагомарака. Ум и гордыня идут рука об руку.
– Ваши познания о человеческой природе меркнут в свете перспективы провести несколько лет гребцом на галере.
– Если вы не вернетесь от Марциуса, то я лично обыщу каждую галеру, прежде чем выпустить ее из Саузварка, – бодро отозвался Кессиас. – Клянусь.