– Торговля там шла неплохо.
Сухость ответов торговца граничила с грубостью, но Лайам решил не обращать на это внимания.
– Так. А как вы нашли Сардис? И Эпидамнум?
– В Сардис мы не заходили. В Эпидамнуме получили хорошую прибыль.
Не совсем простое название второго порта Неквер выговорил вполне уверенно, что лишний раз доказывало, что он там был.
– Мне бы, хотелось поподробнее побеседовать о вашем путешествии, мастер Неквер. Чтобы сравнить впечатления. Свои давние, и свежие ваши. Не можете ли вы уделить мне часок?
– В настоящий момент я занят, Ренфорд. У меня срочная работа, которую надо закончить сегодня.
Лайам выяснил все, что хотел. Он чувствовал, что нетерпение Неквера растет, но ему хотелось его позлить. Все равно хуже не будет, Неквер и без того стал скверно к нему относиться.
– Понятно. Но может быть, мы договоримся на вечер? Я обещаю не надоедать вам долее часа.
– Сегодня канун праздника Урис, Ренфорд. Я буду работать до восьми. А затем я должен идти в храм Урис, на праздничное бдение. У меня нет возможности разговаривать с вами.
И никогда не будет. Неквер не произнес этого, но Лайам понял намек и принял его к сведению.
– Очень жаль. Мне так хотелось порасспросить вас. Ну что ж, может быть, мне это удастся как‑нибудь в другой раз?
– Возможно, – холодно отозвался Неквер, взял в руки перо и углубился в бумаги.
Лайам кивнул, продолжая улыбаться, дабы показать, что он ничуть не обижен, и вышел. Торговец не обратил на его уход никакого внимания. Привратник ожидавший в канцелярии, провел Лайама обратно к выходу.
На плащ Лайама упала тяжелая дождевая капля. Ливень был уже на подходе. Лайам, поторапливаясь насколько возможно, зашагал в сторону городской площади.
Лайам помнил слова Кессиаса, миряне‑верующие не допускаются в храм Урис в канун праздника. Неквер знал, что Лайам – уроженец Мидланда и в Саузварке живет недавно, а потому не мог ожидать, что ему известны такие тонкости ритуала. Но почему, собственно, он сказал, что намерен присоединиться к праздничному бдению? Просто счел это удобной отговоркой, позволяющей уклониться от докучливой встречи? Или на восемь у него и впрямь назначено какое‑то другое свидание? С кем? И главное, где? А что, если местом свидания является некий дом в Муравейнике, а предметом стремлений Неквера является некая таинственная особа?..
Лайам прибавил шагу. Какое счастье, что меченый не бил его по ногам! Редкие дождевые капли продолжали падать на плащ, оставляя мокрые пятна. К тому времени, как Лайам добрался до площади – точнее, до расположенной там тюрьмы, моросило уже довольно сильно.
Кессиаса на месте не оказалось, но дежурный стражник предложил ему посидеть в маленькой, холодной приемной.
– Эдил скоро вернется, – сказал стражник и ушел, оставив Лайама одного. Лайам принялся размышлять. В мозгу его теснилось множество мыслей, но Кессиас множество не воспримет. Придется хорошо поработать, чтобы хоть что‑то связно ему изложить.
Если таинственная особа любовница Неквера, значит, она беременна от него. Тогда, в общем, понятно, почему она стремится избавиться от ребенка. Богатый торговец вряд ли признает побочного отпрыска, появившегося на свет в Муравейнике. Потому и встал вопрос о сантракте, который Виеску, конечно, ей продал хотя он это и отрицает. Однако во всем этом не было ничего такого, что можно было бы привязать к смерти Тарквина, – не считая того, что женщина упоминала имя старика и, возможно, наведывалась к нему в гости.
А что могли означать кровь девственницы и второе заклинание, предназначенное не для перемещения предметов, а для того, чтобы делать эти предметы незримыми? Похоже, он наткнулся на еще какую‑то тайну, лишь косвенно связанную со смертью Тарквина. Слишком уж много разных деталей вращается вокруг одного и того же стержня. Лайам вообще стал опасаться, что таинственная незнакомка, кутающаяся в глухой плащ, не более чем обычная горожанка, чьи шашни, наряду с их последствиями, касаются только ее. Ну, и еще, разумеется, любовника, от которого она залетела. И мужа, если он в курсе и есть.
Некоторое время Лайам размышлял, не махнуть ли ему рукой на Неквера и не позволить ли Кессиасу объявить Лонса виновным. Актерского ножа и серьезного мотива для преступления вполне хватало, чтобы покончить с красавчиком, а Лайам всегда мог сказать Роре – если ему вообще придется что‑то ей говорить, что он ничего не сумел поделать.
В конце концов Лайам похерил эту идею, и вовсе не потому, что чувствовал себя чем‑то обязанным танцовщице. Впрочем, он признавал что должен ради нее попытаться вытащить Лонса, но истинная причина была иной. Лайаму про сто хотелось выяснить, кого же взял в любовницы Фрейхетт Неквер. Ему хотелось сравнить эту особу с Поппи, чтобы понять, каковы его шансы на… а, собственно говоря, на что?
К тому моменту, как промокший, недовольно ворчащий эдил ввалился в приемную караулки, Лайам уже более‑менее определился, что он ему может сказать.
– Небо взяло и раскололось, а боги решили наплакаться досыта, чтобы как следует вымочить землю! – пожаловался Кессиас, отряхивая воду с плаща и бороды. К присутствию Лайама эдил отнесся как к чему‑то само собой разумеющемуся. – Я за вами посылал, но вас не оказалось дома. Неужто после утренних переживаний вам захотелось прогуляться?
– Ну, мне досталось не так уж крепко, как казалось сначала, – отозвался Лайам, поднимаясь с места. И я успел выяснить кое‑что.
– По правде говоря, у меня тоже есть новости. Если, конечно, вам это интересно.
Лайам кивнул. Он снисходительно относился к попыткам Кессиаса его обставить.
– Давайте‑ка поначалу пройдем внутрь, – сказал эдил. – Мне нужно хлебнуть чего‑нибудь для согрева.
Лайам двинулся следом за Кессиасом в караульное помещение. По сути дела, это была казарма. Под стенами стояло несколько грубых коек, а к стенам были приколочены вешалки, на некоторых и сейчас висели плащи и шляпы. В углах стояли алебарды, а посреди центральной площадки, забросанной тростником, красовалась солидная бочка. Лайам заметил в дальней стене массивную дверь, окованную железом, – там начиналась тюрьма.
Помещение обогревали два огромных, напоминающих пещеры камина. Тот самый стражник, который столь любезно оставил Лайама дрожать в холодной приемной, возился сейчас у одного из них. Завидев Кессиаса, стражник ограничился приветственным кивком. Эдил кивнул в ответ и направился прямиком к бочке, прихватив с какой – то койки пару жестяных кружек. Кессиас склонился над бочкой, потом протянул одну из кружек Лайаму.
Полагая, что там окажется пиво, Лайам сделал большой глоток. И просчитался. Бочка была заполнена чем‑то существенно более крепким, и Лайам едва не задохнулся, когда огненная жидкость обожгла ему горло. Кессиас сделал аккуратный глоток и прищурился, наблюдая за муками неосторожного сотоварища.
– Вы бы лучше пили помалу, Ренфорд.
Кашляющий и отплевывающийся Лайам дал понять, что полностью с ним согласен.
– Ну так вот, значит, что удалось разузнать мне. Гериона сказала, что Виеску действительно бывал в ее заведении – раз, а может быть, два, но это было давно, два года назад. Чего он желал и что делал – этого Гериона не вспомнила. Ей и так пришлось залезть в свой архив и просмотреть пару учетных книг, чтобы сыскать крохотную отметку о посещении. Значит, грехи нашего маленького аптекаря ее не очень‑то впечатлили.
– Однако даже один‑единственный визит в этот дом мог весьма и весьма впечатлить самого Виеску. И настолько, что он впоследствии мог решить подыскать себе что‑то еще. Ведь женщины Герионы обходятся дорого, верно?
– Еще бы! Там же одни принцессы или королевы!.. – расхохотался эдил. Впрочем, это не помешало ему с жадностью подхватить мысль Лайама. – Так вы думаете, что он где‑нибудь нашел себе развлечение подешевле и теперь то грешит, то терзается в смертных муках?