Он снова смерил ведьму хмурым взглядом, а Лайам рассерженно отвернулся, намереваясь уйти.
Но тут кто‑то коснулся его руки. Морщинистое лицо матушки Джеф сияло.
– Не обижайся, парень. Я тоже думала, что это твоих рук дело. У тебя слишком невинный вид, – пояснила она, – а это лучшая маска для шельмы.
Лайам промолчал, но слова старухи задели его за живое. Тарквин однажды сказал ему то же самое и почти в тех же словах. Как‑то в пылу спора Лайам заявил, что всегда говорит то, что думает, на что старый кудесник расхохотался.
– Вы бы хоть бороду отрастили, что ли, Ренфорд, – сказал он. – Человеку с таким невинным лицом никто никогда не поверит.
– А теперь, эдил Кессиас, я бы хотела отправиться восвояси. Если, конечно, вы дадите мне в провожатые кого‑то из ваших перепуганных, но бравых вояк.
Кессиас встряхнул головой и велел одному из гвардейцев проводить ведьму до дома. Когда эдил вернулся в прихожую, Лайам все еще думал о словах матушки Джеф. И о том, насколько они оказались созвучны словам Тарквина.
– Старуха попала в самую точку, Лайам Ренфорд. У вас чересчур невинный вид. Это вам не на пользу.
– Что же, мне обзавестись жутким шрамом и потерять глаз, чтобы выглядеть добропорядочным человеком? – язвительно поинтересовался Лайам.
Кессиас расхохотался и хлопнул Лайама по плечу. Лайам почувствовал, что гнев его понемногу стихает, и невольно улыбнулся в ответ.
– Шрам, повязка! Да, это бы сработало! – Эдил снова рассмеялся, потом, все еще посмеиваясь, добавил: – К несчастью, матушка Джеф редко ошибается, а значит, мне не удастся упрятать вас под замок. Следовательно, не остается ничего другого, кроме как пораскинуть мозгами и отыскать истинного убийцу. Давайте обыщем дом.
Эдил двинулся в глубь дома, Лайам – следом за ним. Его подстегивало вновь разгоравшееся любопытство. Эдил продолжал расспросы. Его интересовало все, что связывало Лайама со стариком.
– Так вы не догадываетесь, кто мог желать его смерти?
– Понятия не имею. На самом деле я не так уж и хорошо его знал. Я просто иногда купался в его бухте да время от времени беседовал с ним. Боюсь, тут никакой зацепки не сыщешь.
Они вошли в библиотеку Тарквина, располагавшуюся рядом с гостиной. Стены помещения были снизу доверху увешаны полками с книгами; окон тут не было, и тусклый свет проникал сюда лишь сверху – через небольшой стеклянный купол, вделанный в потолок. Когда Лайам произнес слово «купался», эдил смерил его недоверчивым взглядом.
– Вы что плавали? В море?
– Ну да, – сказал Лайам.
– Но никто не плавает в море!
– Я плаваю, – просто сказал Лайам, не потрудившись что‑либо объяснять. Кессиас пожал плечами, но чувствовалось, что он не поверил.
Несколько мгновений они стояли молча, зачарованно глядя на бесчисленное множество книг. Библиотека производила сильное впечатление. Лайам двинулся вдоль полок, время от времени прикасаясь к кожаным корешкам переплетов. Кессиас встал под самым куполом и, разглядывая библиотеку, медленно поворачивался на каблуках.
– Так когда, вы говорите, вы его нашли?
– Еще ночью. Я…
– Еще ночью?! – вскинулся эдил. – Почему же вы сразу не явились ко мне?
Лайам замялся на мгновение и уже совсем было решился рассказать эдилу о Фануиле, но что‑то остановило его.
«Ты был пьян».
– Понимаете, я был пьян, – выдавил Лайам из себя. – А когда я увидел его, я… э‑э, растерялся, упал и ударился головой.
«Покажи ему шишку».
– И набил изрядную шишку. – Лайам ткнул пальцем в собственный затылок и только теперь ощутил, что там и впрямь имеется изрядная выпуклость. – Я пришел в себя только утром.
– Хватили лишнего, да?
Эдил улыбнулся, и Лайаму чуть полегчало, хотя лицо его оставалось по‑прежнему красным.
– Должно быть, это единственная причина, которая может заставить доброго человека глухой ночью отправиться в гости к магу.
Кессиас вышел из библиотеки и двинулся к коридору, ведущему в сторону спальни. Лайам, злясь на весь свет, поплелся следом за ним. Интересно, известно ли маленькой твари, что этот тип заподозрил Лайама в убийстве?
«Я знал, что это возможно, – возник в его сознании ответ. Лайам оступился от неожиданности и замер посреди коридора. – Именно поэтому я и хотел, чтобы он прихватил с собой искательницу теней».
Кессиас толкнул дверь кабинета и оглянулся:
– Не хотите присоединиться?
Лайам взял себя в руки и поспешно нагнал эдила. Тот уже стоял возле стола, на котором лежал Фануил.
– А это что? Домашняя ящерица Тарквина?
Кессиас осторожно и медленно протянул руку к дракончику, стараясь всем своим видом выказать дружелюбие. Фануил внимательно за ним наблюдал. Эдил коснулся шеи рептилии, намереваясь ее почесать, но тут голова дракончика вскинулась и Кессиас потрясенно отдернул руку.
– Ах ты тварь! – воскликнул эдил, потирая руку, словно дракончик и вправду его укусил. Но Лайам знал, что Фануил даже не прокусил кожи.
– Жаль, что этот зверек не умеет говорить. Думаю, он многое мог бы нам рассказать.
– Увы, – пробормотал Лайам, снова краснея.
– Здесь ничего не тронуто, – сказал эдил, бросив косой взгляд на макет Саузварка, и, резко развернувшись, вышел из кабинета. Лайам задержался, глядя на маленького уродца. Потом протянул к нему руку – медленно, как это только что делал эдил. Фануил позволил Лайаму почесать себе шейку и даже выгнулся от удовольствия. Мягкая чешуя его опять удивила Лайама, и он несколько мгновений мял ее пальцами. Никаких новых мыслей при этом в его сознание не вошло, а потому Лайам погладил Фануила еще раз и вышел.
Кроме тех помещений, которые они уже осмотрели, в доме обнаружилась лишь еще одна комната, с таким же куполом, как и в библиотеке, но – в отличие от нее – с огромными окнами. В лучах неяркого света кружились пылинки.
– Что‑нибудь пропало? – спросил Кессиас.
– Не знаю. Я здесь никогда прежде не бывал.
Комната была похожа на склад, ее заполняли странного вида предметы. Они были прикреплены к белым оштукатуренным стенам и лежали в ящиках из темного полированного дерева с застекленными крышками. В одном из таких ящиков хранилась коллекция тонких жезлов, покрытых искусной резьбой, в другом тускло мерцали монеты неведомой Лайаму чеканки, в третьем посверкивали драгоценности причудливой формы: кольца, браслеты, перстни. На глухой стене висел искусно вышитый гобелен размером с каминный коврик – со стилизованным изображением орла, величественно парящего над пурпурными горными пиками. С шеи орла свисала круглая лютня без струн. Ниже на той же стене, рядом с рогом, оправленным в серебро, помещались меч и щит – меч выщерблен, щит изрядно помят.
– По правде говоря, – сказал эдил, – не похоже, чтобы тут что‑то украли. Так что возиться дальше нет смысла.
Он развернулся и двинулся к выходу. Лайам удивленно посмотрел на него:
– Простите?
– Возиться дальше нет смысла.
Лайам смотрел на Кессиаса все так же вопросительно, и потому эдил произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Здесь ничего не украдено, Лайам Ренфорд. А значит, дальнейший осмотр не поможет найти убийцу.
– Э‑э, да, конечно! Понятно.
Лайама уже интересовали не умозаключения эдила, а таинственные предметы, собранные Тарквином. Он медлил, ему не хотелось из этой комнаты уходить.
– Раз воровство исключается, – продолжал эдил, – остаются лишь личные счеты. Были ли у покойного враги? Ненавидел ли его кто‑нибудь до такой степени, чтобы убить?
Лайам покачал головой:
– Не знаю. Не думаю, чтобы у него было так уж много знакомых в Саузварке – ну, конечно, кроме меня.
– О, нет, знакомых у старика хватало. Ходят слухи, что кое‑кто совсем не гнушался вести с ним дела. Я это проверю и посмотрю, оставил ли он завещание.
– Завещание?