Марш повернулся к ним спиной, кашлянул, а когда снова заговорил, было такое впечатление, что обращается он к пустому пространству:
— Я поймал себя на том, что объясняюсь ему в любви... Твержу о непреодолимом желании, хотя и знал, что все напрасно. Его глаза отвечали мне достаточно красноречиво, но я не мог замолчать. Меня словно прорвало. Я бормотал о своих мучениях, надеждах...
Он прервал мои излияния с преднамеренной жестокостью. Он обзывал меня такими словами, которых и не услышишь от интеллигентного человека. Даже если бы я сознательно заразил его проказой, мне бы не удалось вызвать в нем такой ненависти. К тому же он угрожал опозорить меня перед всем миром.
И почему Джонни так бурно прореагировал? Я-же не причинил ему никакого зла. Раскрыл только, кто я есть на самом деле. А он такого переварить не смог. Может, самого себя боялся? Некоторые мужчины попросту не дают выхода своим чувствам. Но тогда у меня не было времени анализировать состояние Джонни. Я запаниковал.
Он обещал все обнародовать. А это было бы для меня концом. Ни о чем другом я не думал. Мне хотелось лишь одного: заткнуть ему рот. На его письменном столе стояли чугунные обезьянки. Я схватил их и ударил его по голове. Движение было чисто автоматическим. Я даже не осознал, что делаю. Он просто должен был замолчать. Вот, собственно, и все.
Марш повернулся к Квинам и, похоже, удивился, что они еще здесь.
— Я уверен был в его смерти. Он лежал там, на ковре, скрючившись, и лицо у него было каким-то зеленым. Да и кровь... Я выглянул в коридор, и сердце мое ушло в пятки. На лестнице стояла высокая девушка в халате. Я узнал Одри Уэстон. Точно завороженный, я следил, как она спускается, держась за перила. Через пару минут она вернулась с какой-то книгой. Посмотрев на себя, я содрогнулся: на мне ничего не было. Какой ужас! А что, если она меня видела?
Не успел я отдышаться, как из своей комнаты вышла Марсия. Золотистые волосы так и сияли в свете ночника. Она тоже спустилась вниз. Наверное, отчаяние немного меня отрезвило. Вот уж не подумал бы, что бывшие жены Бенедикта будут разгуливать по дому в такое время. Я не чаял добраться до спальни: каждую минуту могла вернуться Марсия. Я не мог рисковать, расхаживая голышом. Не мог надеть и женский наряд, в котором появился. Представляете, как я натыкаюсь на Марсию в ее парике?..
Но вернуться все же было необходимо. Существовал только один выход: нацепить что-то из гардероба Бенедикта. На спинке стула висел коричневый костюм, который он надевал в тот вечер. Кое-как мне удалось в него втиснуться...
Эллери кивнул: оба рукава пиджака лопнули по швам. Это доказательство прокурор тоже оценит.
— В последнюю минуту я вспомнил об отпечатках пальцев: мозг работал независимо от меня. «Теперь без паники»,— сказал я себе и носовым платком Джонни обтер все, к чему только мог прикоснуться. И статуэтку, и дверные ручки —- словом, все... Ну а потом бросился в свою комнату...
Марш закрыл глаза.
— Кровь Джонни на моей совести.
Так выглядела история в общих чертах.
Но были еще и детали. Почему он сохранил костюм Бенедикта?
— В память о Джонни? — спросил Эллери.
Квин-младший взглянул на Квина-отца. Тот лишь покачал головой.
— А ты знаешь, Эл, что на внутренней стороне костюма сохранились пятна крови? Ты измазался в ней во время убийства, а потом испачкал подкладку. Тебе не приходило в голову, что этот костюм станет главным твоим обличителем?
— Я же не думал, что его найдут. Даже Эстебан о тайнике не знает. Во всяком случае, избавиться от костюма Джонни было выше моих сил. Именно оттого, что костюм принадлежал ему.
Эллери пришлось отвернуться.
А инспектор потребовал от Марша подробностей, касающихся его женитьбы.
— Она никак не вписывается в общую картину, Марш. После всего, что вы тут порассказали.
Но женитьба, однако, отлично во все вписывалась.
Марсия, которая в ночь убийства занимала соседнюю с Маршем комнату, услыхала подозрительный шум и осторожно выглянула в коридор. Но Марш, одержимый своей страстью, ничего вокруг не замечал. Она почти вплотную рассмотрела его лицо, когда Марш проходил мимо ночника. И, конечно, узнала. Узнала, невзирая на парик, женское платье и перчатки.
— Марсия была единственным человеком, который подозревал меня с самого начала,—сказал адвокат.—У этой пройдохи особый нюх на такие вещи. Если бы на первом допросе она сообщила Нейби, что видела меня в женском наряде, расследование закончилось бы прямо сразу.
Но Марсия надеялась извлечь из своего молчания выгоду. Дальнейшие события только укрепили ее в этом желании. Со смертью Бенедикта она потеряла значительный еженедельный доход, а рукописный вариант завещания вообще лишил ее денег. Пришлось доверить тайну смерти Бенедикта тому самому мерзавчику, который сделался ее мужем. И Фолке, как говорится, сразу взял быка за рога.
— Весьма приятный материал для шантажиста,— согласился инспектор Квин, кивнув головой.— Увидев вас при полном маскараде, Марсия поняла, что Бенедикта убили именно вы, а вы — человек богатый. Неудивительно, что вы убрали Фолкса с дороги. Или я ошибаюсь?
— Ничего другого мне не оставалось,— пожал плечами Марш.— Вы же прекрасно знаете, как обычно действуют шантажисты. Он бы высосал из меня всю кровь, до последней капли. Вот я и вспорол ему брюхо, когда мы встретились в парке. Надеялся одним выстрелом застрелить сразу двух зайцев — избавиться от мошенника и напугать Марсию. Ей нужно было показать, что если я не остановился перед убийством Фолкса, то она своими жалкими претензиями и подавно меня не остановит.
А Марсия, поди ж ты, заявилась ко мне с хитрой идеей. Предложила на ней жениться. Говорила она очень убедительно. Наш брак принесет ей материальную независимость, а для меня послужит удобным прикрытием. Многие из нас женятся поэтому. Кроме всего прочего, по закону жену не имеют права заставлять давать показания против собственного супруга, если уж дело дойдет до разбирательства... Но наша так называемая совместная жизнь не получилась. Благодаря тебе, Эллери. Марсия никак не соберется ко мне переехать.
Эллери ничего не ответил.
А Марш прореагировал на его молчание неожиданным вопросом:
— Вот интересно, о чем ты сейчас думаешь?
— Совсем не о том, что ты предполагаешь, Эл,— вздохнул Эллери.
— В таком случае ты -— исключение... Если бы люди не делали из нас каких-то грязных животных! Если бы позволили жить так, как нам хочется, ни в чем не упрекая! Тогда бы, наверное, ничего не произошло. Я бы просто сделал Джонни предложение, а он бы так же просто отклонил его — без всякого отвращения и паники. Возможно, мы бы даже остались друзьями. Но главное то, что он бы сейчас жил...
Спустя некоторое время Марш вздохнул и произнес:
— Бедняга Джонни!
Отец и сын промолчали. За последние минуты Марш сильно изменился. Он выглядел таким беспомощным, словно последние силы его покинули. Перед ними был настоящий старик.
Инспектор Квин откашлялся.
— Ступайте-ка одеваться, Марш. Нам придется проехать в город вместе.
Адвокат кивнул вроде бы даже с радостью.
— Да, да, сейчас...— И исчез в ванной комнате.
Прождав понапрасну добрых полчаса, они были вынуждены взломать дверь.
Марш лежал на полу.
Как выяснилось позднее, он принял цианистый калий.
В ту же ночь Эллери внезапно соскочил с кровати, нащупал выключатель ночной лампы и бросился в комнату инспектора.
— Отец!
Квин-старший открыл глаза.
— Ну-у?..
— Винсентина Астор!!!
— Что-о?
— Винсентина Астор!
— И дальше?
— Такого имени не может быть... Это наверняка псевдоним! Бьюсь об заклад, что она и есть Лаура Муж... и так далее.
— Ложись-ка лучше спать, мой мальчик.— И старик немедленно последовал собственному совету.
Однако Эллери оказался прав. Это действительно была она, исчезнувшая барменша. Они нашли мисс Мужзони среди таинственных холмов ее родного Чилликота, в штате Огайо, когда она приводила в порядок книги по садоводству. Она жила с отцом, мачехой и многочисленным подрастающим поколением в премилом деревянном домике под буками. Ее отец Бартон Стевенсон Мужзони с двадцать седьмого года работал на чилликотской бумажной фабрике.