– Мы расцениваем психическое здоровье, как нечто утопическое, – продолжил Спарроу. – Ничто не давит. Ничто не мешает твоему выживанию. Вот почему мы испытываем мечтательную ностальгию по старым добрым Южным морям. Минимум усилий для выживания. – Он снова покачал головой. – Каким бы ни было давление, какой бы ни была адаптация к нему, вашей наукой она всегда определяется как нездоровая. Иногда я думаю, что в этом лежит истинное объяснение евангельской фразы: «Дети наследуют им». Как правило, у детей нет комплексов давления и выживания. Ergo: они более здоровы психически, чем взрослые.
– У них есть свои проблемы, свои давления и прессинги, – возразил Рэмси.
– Совершенно иного плана, – ответил Спарроу. – Он наклонился, пощупал пульс Гарсии. – Сколько еще крови осталось?
– На две перемены.
– Уровень радиации?
Увидав показания, Рэмси даже недоверчиво дернул головой.
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Он будет жить, – сказал Спарроу. В его голосе звучала абсолютная уверенность, даже непререкаемость.
Рэмси почувствовал смутное раздражение.
– Черт побери, почему это вы так уверены?
– Ты будешь удивлен, когда получше присмотришься к счетчику. – Чудо, что он вообще так долго протянул. – Вопреки намерениям, в голосе прозвучало раздражение.
– Правильно, чудо, – согласился Спарроу. – Послушай меня, Джонни. Вопреки всей вашей медицине, всей вашей науке, есть нечто, что люди частенько отказываются признать.
– Что именно?
Сейчас его голос был уже откровенно враждебным.
– Это подобно тому, как иметь Бога в душе, быть в согласии с миром. Действительно, это связано с чудом. Но все довольно просто. Ты входишь в… ладно, в фазу. Механистически можно описать это и так. Ты сливаешься с волной, вместо того, чтобы ее ломать.
В голосе Спарроу появилась нотка спокойной отрешенности. Рэмси сжал губы, чтобы не выпалить свои мысли вслух. А над всем этим его психологическое образование и подготовка уже сортировали данные:
«Религиозный фанатизм. Фрагментация. Непоколебимая уверенность в своей правоте. Весьма высокая возможность диагноза: параноидальный тип». – Твоя личная адаптация продиктована твоей подготовкой психолога, – сказал Спарроу. – Твоя функция: сохранять возможность действовать. Назовем это нормой. Ты веришь, что я психически нездоров, и в твоем понимании этот диагноз будет абсолютно верным. Таким путем ты наверху, ты управляешь процессом, контролируешь его. Это твой личный путь выживания. Ты можешь направлять меня и управлять мною как истинным животным, каким я и являюсь, но это я выведу тебя туда, где давление уменьшается. – Это бессмыслица, – рявкнул Рэмси. – Психологический нонсенс! Вы даже понятия не имеете, о чем говорите!
– Если твой диагноз точен, каким тогда представляется тебе направление моей жизни? – спросил Спарроу.
Прежде чем подумать и остановиться, Рэмси выпалил:
– Вы совершенно сходите с ума! Совершенно!
Внутри у него что-то оборвалось.
Спарроу засмеялся, покачал головой.
– Нет, Джонни. Я вернусь туда, где давление меньше. Вздохну полной грудью. Сыграю в покер по маленькой в «Гарден Гленн». Нажрусь раз или два, потому что от меня этого ждут. Еще раз переживу медовый месяц с женой. А она будет со мной мила. И будет сильно сокрушаться из-за того, что подгуливает, пока я далеко от дома. Это ее личная адаптация. Меня это уже не волнует.
Рэмси уставился на него.
– Ну и, конечно же, будет масса новых удивлений. Зачем это все вокруг? Что представляем собою мы – человеческие животные? Есть ли смысл во всем этом? Но у меня очень крепкие корни, Джонни. Я уже видел чудеса. – Он склонился над Гарсией. – Мне известны последствия событий еще до того, как те произойдут. Это дает мне… На аппарате искусственного кровообращения загудел сигнал. Рэмси отключил перекачку крови. Спарроу обошел кровать, отсоединил венозные и артериальные иглы.
– Шестьдесят на сорок, – сообщил Рэмси.
– Через двадцать два часа мы будем в Чарлстоне, – сказал Спарроу и поглядел на Рэмси.
– Что ты собираешься рассказать парням адмирала Белланда про Джо?
– Не могу вспомнить ничего такого, что я мог бы рассказать им про Джо.
Губы Спарроу медленно растянулись в улыбку.
– Вот это и есть нормально, – сказал он. – Не разумно, но нормально. Рэмси только засопел. «Почему я так раздражен?» – спросил он у самого себя. А его подготовка психолога тут же подсунула ответ, от которого нельзя было отмахнуться: «Потому что не повернулся лицом к чему-то в самом себе. Существует нечто, чего я не хочу видеть». – Давай поговорим о Хеппнере, – предложил Спарроу.
Рэмси чуть не заорал: «Господи! За что?!!»
– Он тоже пришел к мысли о психической нормальности, – продолжил Спарроу. – И однажды ему стало ясно, что я не совсем психически здоров. Тогда он стал размышлять дальше: а что такое психическое здоровье? Он рассказывал о некоторых своих мыслях. Внезапно он открыл, что не может дать этому определения! И это привело его к тому, что сам он посчитал себя несколько тронутым.
– Так? – прошептал Рэмси.
– Он подал рапорт о переводе из службы подводных буксировщиков. Мне он подал прошение об уходе, когда вернемся на берег. Это было в тот последний наш поход.
Рэмси сказал:
– И он поплыл сам.
Спарроу кивнул:
– Он сам себя уговорил, что у него нет якоря, нет точки отсчета, куда можно было бы плыть.
Рэмси чувствовал внутреннее возбуждение, как будто находился на пороге великого открытия.
– И поэтому, – продолжал Спарроу, – мне следует готовить нового офицера-электронщика. Тебе надо возвращаться в ПсиБю, где находятся твои корни. Там тот океан, в котором ты знаешь пути.
Рэмси уже не мог сдержаться, чтобы не спросить:
– А как вы определяете душевное здоровье, капитан?
– Возможность плавать, – ответил Спарроу.
Рэмси почувствовал холодный шок, будто его внезапно кинули в ледяную воду. Изо всех сил он заставлял себя дышать нормально. Голос Спарроу доносился до него как бы с огромного расстояния:
– Это означает, что душевно здоровый человек понимает течения, он знает, что надо делать в различных водах.