«Трещина пролегла», — подумал я, глядя на него и ощущая странное упрямство, будто хотел бы доказать ему то, от чего он отказывался. — «Ее все равно не заклеить. Как бы ты теперь ни старался. И это к лучшему…»
Но жизнь каждый день приносит новые трещины. Это просто энтропия. Никуда от нее не деться. Каждый миг жизнь угасает. Но все еще продолжается, и появляется новая. Не следует сожалеть о разбитом. Или появится что-то новое, чего не стоит упускать и терять, думая только об ушедшем, или сам последуешь за разбитым вслед, и сожалеть станет некому.
— Прости, Бедвир. Я сделаю все, что смогу. Может быть… — я резко остановился, ощутив, что от этих последних слов, от самого неожиданного порыва, который я вдруг не смог сдержать, по моей коже поползли ледяные мурашки. Неужели я в самом деле не смогу их бросить? Просто не смогу?
И что тогда — «только смерть освободит меня»?..
Пристально глядя на меня, Бедвир вдруг вздрогнул и чуть отступил.
— Ты так побледнел. Как будто тебе только что было откровение. Останься с нами!
Вот теперь пришел мой черед вздрогнуть…
Ну что, баньши, закричишь или засмеешься?
Кабал тоненько вопросительно заскулил.
Гавейн, весело насвистывая, ввалился в комнату, и бросил на стол передо мной не обремененный завязками и целыми печатями пергаментный свиток.
— От Леодегранса! Он собирается быть здесь через пару дней, похоже, он бесспорно и окончательно намерен повенчать вас с Гвенивер прямо в старый добрый праздник Лугнасад!
— А… — я уставился на свиток все еще немного в ступоре.
— Разумеется, я обещал гонцу, что немедленно вручу тебе это лично. Но тебя же не беспокоит, что я вскрыл и прочел это заранее?
Я пожал плечами:
— Нет, нисколько, разумеется… — Эх, когда я последний раз получал в Камелоте письмо от Леодегранса, с него обильно сыпалась крошка от высохшей крови. А теперь послание казалось ароматным, будто его если не надушили и не везли в сумке, полной лаванды, то старательно окурили чем-то благостным.
— Он еще пишет, — продолжал Гавейн, по-хозяйски усевшись на стол — кажется, это было нашей общей любимой чертой, — что скотты немного шалят на севере. Ты еще помнишь обещание тому парню по имени Бриде? Помочь ему со скоттами?
— Помню.
— Будем что-нибудь делать, или уже достаточно?
— Думаю, что стоит выслать туда кого-нибудь разобраться на месте. По-моему, для Мордреда это может быть отличным первым опытом. Отправим его вместе с Бедвиром, и посмотрим, сможет ли он что-нибудь сделать.
Гавейн благодушно склонил голову, кивая.
— Знаешь, пожалуй, я и сам бы с удовольствием съездил напоследок.
— Правда? — приятно удивился я.
— Ну конечно, правда. Когда еще удастся? И не по морю — для разнообразия!
— А правда, почему бы нет!.. Давай! Все равно до полного восстановления станции еще далеко.
— И Галахад тоже!
— Ты уже успел его спросить?
— Ага. По дороге.
— Ого. Отлично! Надеюсь, остальные не против?
— Пока нет.
— Хорошо.
— О кей, — Гавейн сцапал со стола свиток и двинулся к выходу.
— Эй! — позвал я ошарашенно.
— Что? — Он недоуменно обернулся.
— А письмо-то оставь!
— Да пожалуйста! Я думал, оно тебе не нужно!
— Ну конечно! Там, можно сказать, решается моя семейная жизнь!
Гавейн расхохотался и вернул мне свиток.
Я сверился с маленьким самодельным календариком на клочке пергамента. Мы вернулись в Камелот двадцать второго июля. Сейчас было двадцать девятое. Прошла только неделя. А будто целый год. И кто-то уже соскучился настолько, что готов был снова рвануть на Север за приключениями. А может и не соскучился. Просто, раз уж так высоки шансы наконец вернуться домой — отчего бы не развеяться спокойно напоследок, уже не думая о том, что это может быть навсегда. Как драматично все это выглядело совсем недавно, не правда ли? Ужасно утомительно. Но теперь все не так… И по-настоящему серьезных проблем уже нет, и… я задумчиво посмотрел на свиток. Кажется, меня угнетало это намерение Леодегранса прибыть сюда с Гвенивер в ближайшие дни. Будь все позже хотя бы на месяц — уже спокойней можно было бы отвертеться. Но Лугнасад — конечно, это же такой замечательный праздник — праздник созревания зерна и будущего урожая. Разве можно было забыть, что «осень — пора свадеб» здесь начинается раньше? Хотя тут практически нет такого понятия как осень — есть зима и лето. Если раньше… — а куда там раньше? А вот согласие Леодегрансу я ведь дал, как-то не чувствуя, насколько это может быть серьезно? Или не чувствуя, насколько может быть несерьезно… Подсознательно я был уверен, что останусь тут?