- Тебе долго собираться? - спросил Ригулти вместо официального приглашения, потому что хотел дать понять, что его человеку приглашения в его дом, мир и даже просто жизнь не требуется.
Шельм расцвел, улыбнулся искреннее, по-мальчишески, и отрицательно качнул головой.
- Я мигом! - Сорвался с места, даже про меч забыв, и убежал собираться. Наверное, снова все самое необходимое в кулон поместит, а остальные вещи и потом перевезти можно.
Ставрас же собрал оружие и задумался, куда поселить неугомонного воспитанника с нынешнем-то наплывом гостей.
Когда через полчаса Шельм сбежал к поджидающему его лекарю по ступеням подъездного крыльца Радужного дворца, тот не ожидал, что радостный мальчишка огорошит его вопросом:
- Ну, что, милый, будем теперь жить как муж и жена?
- Не паясничай! - отвесив ему звучный подзатыльник, отрезал лекарь и пошел через дворцовый парк в город, зная, что потирающий макушку возмущенный шут идет вслед за ним.
И на что же это он только что подписался?
18.
- Знал бы, что с тобой будет столько проблем, никогда бы к себе не позвал, - пробормотал Ставрас, отказываясь просыпаться только потому, что некоторым неугомонным приспичило прискакать в нему в комнату в пять часов утра. - И вообще, моим сородичам положено спать по пятнадцать часов в сутки не меньше.
- Ну, ничего себе! Так всю жизнь проспать можно! - Возмутился Шельм, но не очень убедительно, поэтому Ставрас, зарылся в подушку и сделал вид, что слова шута не имеют к нему не малейшего отношения. Но тот на этом не угомонился. Голос мальчишки изменился, стал доверительнее, мягче, в нем даже проскользнули извиняющие нотки, так что лекарь виду не подал, но все же прислушался: - Я заснуть не мог на новом месте. И так всю ночь крепился!
Да, похоже, это была не самая лучшая идея, привести Шельма к себе еще до окончания памятного бала. Ригулти был убежден, что на мальчишку так подействовало все случившееся на балу, вот он теперь и бесится с жиру. Когда же уже перебесится, в конце-то концов?!
- Кухня. Второй шкафчик справа от двери, третья полка. Настой валерианы с мелиссой. Выпей. Может, хотя бы до полудня поспишь, - пробубнил лекарь скороговоркой.
- А если я по делу? - Провокационно вопросил шут.
- До десяти утра даже слышать не хочу.
- Ставрас...
- Боже! Ну, какой же ты...
- Легкомысленен? - Неожиданно перебил его Шельм. И голос у мальчишки был таким, что Ставрас повернул в его сторону голову и распахнул глаза, чтобы убедиться, что не ослышался. - Возможно, - тихо добавил шут и тяжело сглотнул, глядя на вольготно развалившегося на постели дракона, - Но знаешь, в своей не столь длинной жизни я видел всякое. И это... иногда мешает уснуть, - прошептал он, спрятав взгляд.
- Расскажи? - попросил лекарь и зачем-то протянул руку, чтобы просто прикоснуться к нему. Сердце сжалось, а чувствительные подушечки пальцев задели острое колено. - Шельм?
Шут моргнул, словно прогоняя наваждение, и даже в рассветных сумерках лекарь рассмотрел какие искусанные у него губы. Бедный. Так ведь и до мяса можно искусать.
- Моя сестра всегда любила меня. Так сильно, что однажды мне было страшно за нее, не за себя. Но она любила. Её маска Бригелла. Считается, что эта маска стоит выше Арлекина. Она ждала, когда я вырасту, когда получу собственную маску, а когда дождалась... Конечно, ей никто не сказал, что во мне есть и вторая маска, поэтому она пришла ко мне в ту ночь, сразу после посвящения, думая, что имеет право. Ведь я - Арлекин, младше её по положению, значит, она в праве приказывать, принуждать... насиловать. Я плакал от ужаса и боли, когда её руки шарили по моему телу, а губы шептали о любви. Я плакал и был слишком юным, чтобы сразу её заметить - чужую нить под сердцем моей сестры. Но я её увидел и оборвал, узнав, чья это нить, кому мы с Аделаидой обязаны безумством этой ночи.
Моя сестра была нареченной Доктора Чумы в тот момент входящего в совет Иль Арте. Этот брак был выгоден нашей семье. Аделаида легко согласилась на него, к тому же её будущий муж был очень хорош собой, обходителен и даже заботлив. Мы все радовались за нее, когда они обменялись масками во время ритуала бракосочетания. Но на самом деле, как я позже узнал, он просто желал заиметь сильного наследника с маской не ниже Бригеллы и именно марионеточника. В нашем роду маски рождались разные, но все, поголовно, были марионеточниками. Поэтому он сначала выбрал Делю, а потом ему подвернулся я, Вольто.
Он все просчитал. Всего одна нить, её никто и не заметил толком, полупрозрачная, она ничего не меняла в её душе, всего лишь усиливала, делая гипертрофированной любовь. Любовь сестры к младшему брату. В ту ночь я оборвал его нить. Деля плакала. И пока я ходил требовать ответа у Иль Арте, - последние слова Александр вытолкнул из себя с такой ненавистью, что Ставрас вздрогнул, не ожидая увидеть в нем столь сильное, неприкрытое чувство: - Она покончила с собой.
- А они?
- Приняли его сторону. Сказали, что он Доктор Чума и не Арлекину его судить. Он ухмылялся под маскою, когда её хоронили. Я чувствовал, я всегда это чувствовал, эмоции людей, их улыбки, искренний смех, злобные ухмылки. Я пришел к нему в ночь после похорон, и вот тогда он в открытую расхохотался мне в лицо и предложил согреть его постель вместо сестры. Я выплюнул ему в глаза всю ненависть, что жгла мне грудь. А он заявил, что я всего лишь маленький Арлекин, и даже захоти он сейчас на самом деле насладиться моим телом, он получит его. Расчет был верным, он хотел сломать меня, довести до черты и вплести в душу нити, которые я уже не смог бы порвать, как он думал. Ведь об истинной силе Вольто знали лишь понаслышке, по легендам, оставшимся от наших давних предков, которые те принесли с собой из совсем другого мира. Он думал, что сможет совладать со мной, думал, что я стану его марионеткой, если сделать все правильно. Но просчитался. Я помню то спокойствие, что снизошло на меня, когда он в довершение ко всему еще и притянул меня для поцелуя, чтобы, как он полагал, закрепить результат. Я позволил ему целовать себя и даже ответил, помню, как в какой-то момент он застонал прямо мне в рот, еще не понимая, что это был последний его стон в качестве масочника. Когда он оторвался от моих губ, чтобы сделать вдох, он больше не был Доктором Чумы, он стал человеком. Он все еще ухмылялся, не осознавая, что его больше нет. И я ухмыльнулся в ответ. Он понял, что произошло лишь тогда, когда я начал демонстративно дергать его за ниточки. Во мне жили злость и боль, в нем поселились ужас и безумие. Я ушел в ту же ночь. Что стало с обезумевшим существом, возомнившим себя кем-то высшим, я не знаю. И знать не хочу. И, вот еще что... - Шельм запнулся, но продолжил: - Я не жалею, что сделал это с ним. Совсем не жалею. Но и чувства радости во мне нет.
- Его и не должно быть, - пробормотал Ставрас, - Месть не приносит радости, но иногда дарует хотя бы облегчение.
- Иногда, - непослушными губами прошептал Шельм и улегся на соседнюю подушку. Зажмурился.
По гладкой щеке покатилась одинокая слеза. Лекарь не задумываясь стер ее пальцами и поделился с мальчишкой одеялом. Когда он уходил, проснувшись по давней привычке в районе десяти утра, Шельм сладко спал, посапывая в подушку как маленький ежик, такой забавный и доверчивый, что не боится подставлять под детские ладошки свое мохнатое, беззащитное брюшко.
- Шельм! - вскричали королевич прямо с порога, ворвавшись в драконью аптеку тайфуном.
Лекарь вышел к нему и смерил недовольным взглядом. Со второго этажа высунулась растрепанная голова шута. Королевич увидел его и аж рот раскрыл. Опять что-то неприличное подумал. Совсем его шельмец испортил своими шутками да прибаутками.
- Веровек? - отчаянно моргая, подал голос Шельм.
Тот, услышав свое имя, встрепенулся и выпалил в отчаянии:
- Роксолана выходит замуж!
- И? - Шут еще не до конца проснулся, иначе не переспрашивал бы.