Это потом, уже после наглядной демонстрации драконьей ипостаси, он обратил внимание на почти желтый цвет глаз, даже при человеческих, круглых зрачках. Немного печальную улыбку человека, много повидавшего на своем веку. С волосами темно-коричневыми и жесткими, при этом они были острижены совершенно не по моде, образуя на макушке, аккурат, посередине головы, нечто напоминающее драконий гребень. Нет, мужчина даже с такой прической выглядел очень даже привлекательно, просто, все эти необычности в облике далеко не сразу складывались в общую картину, и вопросы возникали лишь сейчас, а не тогда, при первом вскользь брошенном взгляде.
- У вас уже есть предположения? - вопросом на вопрос ответил лекарь и бросил на него пытливый взгляд.
- Вы очень раскрепощено вели себя с королем. Не думаю, что это позволено любому дракону, как бы королевская семья не была обязана вашему роду. Хотя, я могу и что-то не знать.
- Мои сородичи чтят человеческие традиции, а они наши, драконьи.
- Догадываюсь. Ведь так вам всем завещал легендарный Радужный Дракон, - масочник печально улыбнулся и сбился с шага. - Но ведь вы же не...
Лекарь вздохнул. Они проходили по небольшой открытой анфиладе, из которой открывался дивный вид на парк.
- Давайте, остановимся здесь, - предложил он и прошел мимо колонн к самому краю, оперся руками на витую, кованую решетку и нашел глазами небольшую лавочку на одной из дорожек, ведущих в сторону тенистых аллей.
На ней сидели молодой человек и девушка, которой с такого расстояния можно было дать не больше шестнадцати. Глядя на них, можно было подумать, что юноша решил признаться даме сердца в любви. А она отнеслась благосклонно и вот только что даже разрешила ему голову себе на колени склонить. Она расчесывала его волосы пальцами, а лекарь смотрел на мать и сына и грустил, испугавшись потерять мальчишку, который перестанет в нем нуждаться, если вернется в семью. Эгоистично. Но он ведь тоже живой.
- Да, я Радужный Дракон, - признался он масочнику, который давно уже стоял рядом с ним и ждал ответа. - А он Вольто. И с этим уже ничего нельзя сделать. Завтра мы отправимся к вам, захватив с собой наших друзей - Филактета Шлима и Муравьеда Сиявича. Кто такой первый, думаю, вы знаете, второй - природный оборотень, это к тому, чтобы не возникло вопросов в дальнейшем. Как вы понимаете, насчет единоличного правления Шельм категоричен. Кстати, я все же хочу уточнить, раз уж в первый момент нас прервали. Последний вопрос, который я хотел вам задать. Вы желаете остаться в Совете?
- Нет, - твердо ответил мужчина, тоже смотрящий на жену и сына.
- А до того, как узнали, кто он?
- Я бы тоже ответил "нет". Совет это не развлечение, не марка престижа, это обязательства перед кланом, которые нужно выполнять в любом случае. Даже если ты все еще носишь траур по умершей дочери, даже если вся твоя душа желает лишь одного, бросить все и кинуться на поиски пропавшего сына. Мы ведь думали, что его убили. Сорвали маску, как с Доктора Чумы, а оказывается...
- Он сам ее сорвал. Хотите, расскажу вам, почему?
- А он не будет против?
- Говорит, не будет. Ему будет легче, если я расскажу вам, а не он сам.
- Вы с ним настолько связаны?
- Да. Потому что это запечатление. Мы услышим друг друга из любой точки мира и в нашем случае даже за его пределами.
- Понимаю. Тогда... я слушаю вас.
- Кстати, меня можно и на "ты" и просто по имени - Ставрас, - лекарь повернулся к Байрону и протянул ему руку.
Тот принял её, не раздумывая, и крепко пожал:
- А потом я бы с удовольствием послушал, кто еще входит в вашу разношерстную семейку.
- Конечно. Только уже не в вашу, а в нашу, согласны?
- Да.
Шельм блаженствовал в ванной, которую специально вынес в сад, натаскал воды из родника, бьющего прямо в аптекарском саду из-под корней старой березы, нагрел её с помощью магии и вот теперь, наслаждаясь скользящими, почти не греющими лучами заходящего солнца, ни о чем не думал, просто отдыхал.
Ставрас возился с чем-то в своей аптекарской лаборатории. Что ему там за лекарство так спешно понадобилось, шут не знал и не спешил узнать. На душе было просто тепло, без анализа причин, настроения, без мыслей и чувств. Просто тепло и это дарило надежду.
Мур с Гиней остались в Драконарии вместе со своими Бимом и Бомом охранять первую партию яиц, перенесенных драконами королевской гвардии с горного кладбища. Завтра их сменят начальник гвардейцев со своим драконом и Дирлин, которая, пока Век и Рокси готовятся к самой настоящей, официальной свадьбе, на правах старшей приглядывала за Руби и Сапфиром королевича и была просто счастлива. На нее, кажется, заглядывался тот самый Кузьма, с которым им предстояло двое суток охранять мертвые яйца, его человек не в счет. Шельм не знал, как драконы проявляют свои теплые чувства к понравившейся им самке и как завоевывают её расположение, просто видел что-то такое в его зеленых глазах и мысленно желал ему удачи.
Родителей со всем комфортом разместили во дворце. Палтус, дав Байрону отдохнуть, долго беседовал с ним за рюмкой отменного коньяка в обществе Ставраса, что-то они там такое важное обсуждали. А Лидию, после отдыха, перехватила Роксолана, и та теперь на правах подружки невесты помогала ей со свадебными приготовлениями, вместе с цыганкой воюя с неугомонной королевой, которая везде пыталась насадить свое мнение, но ей это теперь не очень-то удавалось. Но, кажется, она уже даже не злилась, и вроде как пыталась все же слушать не только себя, но и других.
Он сам, пока все были заняты кто чем, вместе с Веровеком возился с Руби и Сапфиром. Было приятно просто учить драконышей всяким премудростям, например, новым словам, и ни о чем не думать. Особенно, о завтрашнем дне. Он и сейчас о нем старался не вспоминать. Ему просто было страшно.
Ставрас вышел из аптеки уже с большим полотенцем, в него, казалось, можно было завернуть Шельма с ног до головы. Шут повернул к нему голову, оторвавшись от созерцания вечернего неба, подкрашенного каймой заката, и тихо вздохнул.
- Ты простудишься, если будешь сидеть в остывшей воде, - мягко произнесла его личная драконья наседка голосом лекаря, Шельм невольно прыснул в кулак и обжег Радужного смеющимся взглядом. Тот закатил глаза и только головой покачал. Но от настоячивого желания вытащить подопечного из почти остывшей воды не отказался. Упрямый.
Шельм прикрыл глаза на секунду и поднялся из воды. Лекарь завернул его в полотенце, как совсем малыша, и вынул, поставив на доски деревянного настила, нагретые за целый день летним солнцем, и прижал его к себе. Шельм вздохнул и сам придержал полотенце, когда лекарь отступил:
- Боишься, что не захочу возвращаться? - Спросил он, завернувшись в полотенце, как тогу, и с живым интересом посмотрел на дракона.
- Боюсь.
- И все равно готов завтра отнести меня в резервацию масок?
- Готов.
- Почему?
- Верю, что больше чем на два дня мы там не задержимся.
Шельм улыбнулся.
- Читаешь меня, да?
- Нет необходимости.
21.
На Вересковой Пустоши Ставрас предпочитал спать в драконьем облике, проснувшись и не обнаружив Шельма под боком, поднялся, разминая лапы, и стал оглядываться по сторонам. Шут нашелся чуть в отдалении, там, где заливной луг заканчивался и начинался очередной вересковый курган.
Он лежал на спине, подложив под голову руки, с травинкой во рту и смотрел на небо. В этой части Пустоши его голубизна начинала меркнуть, сливаясь с общей серой мутью, всегда нависающей над вересковыми холмами. И только над лугами, что остались от исчезнувших холмов, небо всегда было голубым и ясным. Согревало землю, цветы и травы на ней теплое, почти ласковое солнце. Шельм не спал. Ставрас, так и оставшись драконом, подошел к нему и лег рядом, сминая мощным телом вереск, который снова поднимется, как только они покинут этот мир.