- Ну что, Шелест, будем расседлываться?
Конь, понятное дело, не ответил, но явно и не возразил. Шут споро принялся за дело. Когда вернулся нагруженный охапкой хвороста Ставрас, расседланный Шелест уже весело пасся на полянке невдалеке от места, отведенного Шельмом под кострище. Окинув их обоих придирчивым взглядом, лекарь остался довольным осмотром, сбросил хворост на землю и подхватил котелок. Шут, сидящий на расстеленном одеяле, недоуменно посмотрел на него с земли.
- Там есть родник, пойду, воды наберу, - пояснил лекарь и снова ушел.
Шельм пожал плечами и быстро соорудил костер, ожидая его возвращения. Чтобы не сидеть без дела, шут, закончив, вышел с опушки на дорогу, всматриваясь в пшеничные поля и, кажется, рассмотрел на горизонте одинокого всадника. Неужели, это Веровек? Уж лучше бы все же он, не хотелось потом разыскивать непутевого королевича по всей округе. Шельм оказался прав. К тому времени, как в котелке весело забурлила каша со шкварками, благо запасливый Шельм догадался спрятать в своем кулоне и сало, а то Ставрас наотрез отказался стрелять зверей в этом лесу, Воровек все же прискакал. Точнее, дополз до их привала и буквально сверзился с лошади, уставшей не меньше своего седока, и так и остался лежать у нее под копытами, раскинув руки и невидяще гладя в темнеющее над головой небо. Шут сочувствующе посмотрел на него, поднялся на ноги, подошел, склонился и протянул тяжело дышавшему королевичу бурдюк с ледяной, родниковой водой, набранной Ставрасом. Тот жадно к нему присосался.
- Больше никогда, - первое, что выдохнул королевич, когда напился.
- Что ты там бормочешь, Боровок? - осведомился Ставрас со стороны костра таким сладким голосом, что тот в кое-то годы, сам сообразил, что лучше не продолжать. Молча перевернулся на живот, сначала встал на четвереньки, подавив в себе явно прослеживающийся порыв так на них и подползти, и все же с трудом поднялся на ноги. Постоял, привыкая к твердой земле, и поковылял в их сторону.
- Ладно, - бросил лекарь, протягивая ему миску с кашей. - Считай, что я делаю тебе на первый раз большое одолжение. Сначала быстро ешь, потом расседлываешь своего бедолагу и лучше бы тебе его завтра, еще и помыть, ясно?
- Что?! - вскричал Веровек, так и не донеся до рта ложку.
- Что слышал, - хмуро воззрился на него Ставрас. - Думаешь, я за твоей скотиной ходить буду?
- А шут мне в пути на что?
- А шут в пути не тебе, а мне, понял?
- Неужели, ты его еще не наимелся пока я до вас добирался?! - выпалил королевич в запале, и схлопотал по лицу, хлестко, обидно, но, конечно, не так больно, как если бы кулаком, а не открытой ладонью. Ставрас вырвал из его рук миску с кашей и швырнул в кусты, а потом спокойно произнес:
- Ужин отменяется. Займись конем, - и отвернулся.
- Да, как ты... я наследник короля, да я... я...
- Если ты сейчас заставишь меня снова повернуться к тебе, Веровек Палтусович, мои глаза будут последним, что ты увидишь в этой жизни.
Королевич сам не понял, что такого было в тоне лекаря, что его тело среагировало, словно само по себе. Он поднялся и, сгорбившись, медленно побрел в сторону коня.
- Послушай, - начал шут и хотел уже подняться, чтобы помочь Веровеку, но лекарь схватил его за лодыжку и дернул на себя, усаживая обратно на одеяло. И только оказавшись к нему так близко, Шельм смог разглядеть в сгущающихся сумерках бешенство, все еще мечущееся в его глазах. Шуту, который всегда считался человеком не робкого десятка, стало жутко.
- Если тебе так противно, что он подумал, что мы... - начал он, желая оправдать королевича, всерьез опасаясь за него. Но лекарь прервал его, вскинув руку и проведя ладонью по лицу, словно прогоняя наваждение.
- Мне не противно, что он подумал, что мы с тобой тут миловались в его отсутствие, - подозрительно бесцветным голосом пояснил он. - Тем более, он недалек от истины.
- Мы не... - возмущению шута не было предела, он даже не сразу сообразил, что на это ответить, как отбрить. Но когда лекарь продолжил, и вовсе забыл обо всем.
- Мне противно, что какой-то заплывший жиром боров, так принижает в моих глазах настоящего воина, - и очень серьезно посмотрел на шута, тот закусил губу.
Крыть было нечем. Даже пошутить и спаясничать было нельзя. Лишь принять позицию лекаря и смириться с тем, что теперь общаться с королевичем так, как раньше, уже не получится. Да и тот, наверное, это уже понял. А потом Ставрас, почти неосознанно, сжал его руку в своей, все еще не отпуская от себя и Шельм почувствовал, что краснеет. А вот это было совсем некстати.
- Отпусти.
- Зачем?
- Ставрас!
- А, что ты будешь делать, если я по недомыслию, начну к тебе ночью приставать, а?
- Ты не начнешь.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что ты сам сказал, что мальчиками не интересуешься.
- О, как! Может, стоить напомнить, что после спарринга с тобой у меня уже язык не повернется отнести тебя к мальчикам?
- Да, сдался тебе этот спарринг. Я ничего особенного не сделал.
- Ну, да, конечно, - усмехнулся лекарь и отпустил его от себя.
Шут поспешил пересесть на другую сторону костра. Веровек самозабвенно возился с упряжью. Ему явно приходилось нелегко. Шельм искренне ему сочувствовал и рад был помочь, но понимал, что Ставрас не позволит, поэтому оставалось лишь тяжело вздыхать и помалкивать. Правда, под конец, когда бедный королевич уже даже стоять не мог, Ставрас сам поднялся, дорасседлал его коняшку и отправил Веровека спать. Тот уснул, завалившись на одно из одеял как только его голова коснулась земли, и даже не вспомнил про ужин. Шельм поднялся и накрыл его краем одеяла. Ставрас отправил коня королевича пастись рядом с Шелестом и вернулся к костру. Одеяло у них осталось одно. На двоих. Шельм стоял над ним и явно не знал, что с этим делать. Лекарь тяжело вздохнул и, сграбастав мальчишку в охапку, уложил рядом с собой, спиной, так, чтобы было удобно обнимать его во сне и греться. Шельм не стал возмущаться, но замер, словно принцесска, оказавшаяся в лапах дракона.
- Ну, что ты нервничаешь? Сам же столько раз намекал, что был не прочь поваляться со мной в одной кровати, - пробурчал Ставрас ему в затылок. - Считай, сбылась мечта идиота.
- Ты сказал, что надо дежурить ночью, - пропустив его слова мимо ушей, напомнил Шельм.
В том, чтобы греться ночью у костра под одним одеялом не было ничего особенного. И судя по тому, как легко к такому раскладу отнесся Шельм, у мальчишки был опыт дальних походов. Ригулти в очередной раз обругал себя за невнимательность, ну вот как, как он со своим опытом мог упустить такой самородок?
- Я передумал, спи.
- Но...
- Никаких "но", а подежурит Шелест, ясно?
- Ставрас, послушай...
- Шельм, - укоризненно выдохнул тот. - Если ты не заткнешься, поверь, я очень быстро придумаю, как заставить тебя замолчать.
- И как же? - осведомился тот, не сумев себя вовремя остановить. Вопрос прозвучал по-шутовски ехидно. Похоже, мальчишка пока еще не понял, что Ставрас больше не намерен терпеть его ужимки. Значит, пора проучить паяца так, чтобы больше даже не думал во время их путешествия прятаться под маской королевского дурака.
- А так же, как днем, уверен, тебе понравится.
- Не понравится, - отрезал тот решительно.
- Вот и прекрасно, - удовлетворенно хмыкнул лекарь, засыпая.
5.
Шельм проснулся довольно рано. Солнце только-только выползло из-за горизонта и в их тенистый уголок на опушке леса пробраться еще не успело. Шут глубоко вздохнул, перекатился на спину, потянулся всем телом как тот пес, подставляющий шерстяное брюхо под хозяйскую руку, и только после этого медленно открыл глаза. И обнаружил над собой лекаря, который лежа на боку, опирался на локоть, подпирая ладонью голову, и смотрел прямо вперед. Шевеление шута рядом с собой он, казалось, даже не заметил. Но, когда Шельм неожиданно смутившись, попытался подняться, положил ладонь ему на живот и не пустил, коротко бросив: - Лежи.