– Никогда не слышал о такой ассоциации, ну да и ладно. Они, по крайней мере, признательны.
– Благодарность лучше, чем ничего.
– А драконам понравится пирог.
– Верно, – согласился Свейн, – и вот я о чем подумал. Не пойти ли нам, Рак, да не прикупить к этому пирогу пивка? Клянусь Рукой, вот тогда они уж повеселятся. Будут петь допоздна.
– Хорошая мысль, – согласился Релкин. – Я – за.
– Мастер-пивовар из «Кудрявого поросенка» как раз наварил портеру.
– Это малость дороговато.
– Дело того стоит. Там, куда мы отправимся, никаким пивком не побалуешься, а уж о портере и говорить нечего.
– Тогда двумя бочонками не отделаться – надо брать сразу большую бочку. Не можем же мы напоить только своих драконов, а здешних вивернов обойти.
– Так же, как и их драконопасов, – проворчал Свейн.
– Ерунда, – заметил Релкин, – все ребята вместе не вылакают столько, сколько один виверн. Но нам действительно потребуется большая бочка.
– Стало быть, придется пошарить по карманам, – сказал Джак.
– Придется, – согласился Релкин, – но почему бы и нет. Кто знает, когда еще нам выпадет такой случай.
– Пойду скажу ребятам, чтоб скинулись, – заявил Ракама. – Раз Релкин – за, никто возражать не будет.
То была чистейшая правда. Среди сослуживцев по эскадрону Релкин пользовался непререкаемым авторитетом.
Вскоре после этого Свейн, Ракама и Джак направились в расположенную у самого Эльфийского квартала пивоварню и за вполне приемлемую цену сторговали полную бочку только что сваренного портера. Бочку тут же закатили на телегу, и четверка серых лошадей под проливным дождем повезла ее в Драконий дом.
Не прошло и часа, как драконы Стодевятого марнерийского уже вгрызались в подаренный никому не ведомой Зерновой Ассоциацией пирог. Бочка была откупорена: темное забористое пиво разливали в четырехгаллонные ведра и разносили драконам. Пирог нашли восхитительным все, кроме Пурпурно-Зеленого, который тем не менее лопал все подряд. Портер виверны предпочитали всем прочим сортам, так что ведра пустели одно за другим. Вскоре драконы запели: крыша Драконьего дома содрогалась от их зычного рева.
Голоса драконов были слышны во всем Верхнем городе. Они эхом отдавались от Сторожевой башни, разносясь по площади и Башенной улице.
Портеуса Глэйвса, и без того нервно мерившего шагами камеру, эти голоса просто бесили. Проклятые чудовища, когда они наконец заткнутся?! Глэйвс терпеть не мог этих тварей, которые, по его мнению, только объедали легионы. Сидят себе вокруг Драконьего дома, хлещут эль да орут со всей дурацкой силы. Ну ничего, он им еще покажет.
Глэйвс, осужденный и брошенный в темницу за мятеж в Урдхе, нетерпеливо ждал условленного сигнала. Правительство зашло слишком далеко! На сей раз Аубинас непременно восстанет, и он, Глэйвс, посчитается со всеми этими чванливыми марнерийскими аристократами, возомнившими, будто торговец зерном им в подметки не годится. В половине здешних домов Портеуса Глэйвса и на порог бы не пустили, а ведь его семья ничуть не хуже. Но нет, они смотрели на него сверху вниз и совсем извели этим ужасным процессом. Конечно, нельзя сказать, чтобы за ним вовсе не было ни какой вины, но имели место и смягчающие обстоятельства. Вся кампания в Урдхе представляла собой самоубийственную авантюру. Город должен был пасть с минуты на минуту. Упорствовать – означало обречь себя на верную гибель, что понимали решительно все разумные люди. Только эти про клятые марнерийские упрямцы цеплялись за свое легионное Уложение. Какая чушь! В такой ситуации каждый имел право позаботиться о собственном спасении. Но конечно же, эти крючкотворы в суде никогда с этим не согласятся. О нет, они будут всячески демонстрировать приверженность закостенелым догмам. А ведь все это – одна показуха!
«Да, да, – твердил себе Глэйвс, – все эти законы, суды, порядки – не более чем показуха. Фасад, укрывшись за которым, правящая элита Марнери выделывает все, что ей заблагорассудится. Именно так, и никак иначе. Но эти проклятые марнерийцы не только лицемеры, но и глупцы. Как они посмели препятствовать стремлению Аубинаса обрести свободу?! Черт, сколько в это денег вбухано!»
За окном послышалось приглушенное звяканье. Сигнал! Портеус лихорадочно метнулся к узенькому оконцу и просунул наружу руку с носовым платком.
Позвякивание донеслось снова, и он отдернул руку.
Теперь его бросило в пот.
Через несколько минут в тюремном коридоре появился вооруженный отряд. Незадолго до этого одного из часовых у камеры Глэйвса под каким-то предлогом отозвали. Оставшийся попытался исполнить свой долг – и был убит на месте. Дверь в камеру распахнулась.