Полевые мыши, такие мелкие, что их не сразу и разглядишь в траве, чуть побольше указательного пальца, стояли на краю дороги, будто чего-то ждали. Когда колона проносилась мимо них, мыши провожали её поворачивая остренькие мордочки, а затем, как будто именно ради этого они стояли тут, разбегались по своим делам. Такие мышиные дозоры попадались через каждый десяток километров, но заметить их, тем более если не знаешь заранее что нужно искать, совершенно невозможно.
Так прошло несколько часов — спокойно и тихо. Транспортная колона отдалилась от столицы Аш-амоном на достаточное расстояние, но ещё не пересекла границу республики.
Расположившийся с самого утра на горе подушек, посланник поддерживал мысленный контакт с исполнителями. Это было сложно. От длительного мысленного усилия его кожа побелела, а лицо осунулось. Если бы не принятые заранее зелья, он бы не смог одновременно поддерживать несколько мысленных контактов так долго. Плохо, что он вынужден так выматываться в самом начале, но посланник должен был лично проконтролировать как начнёт воплощаться разработанный им план.
Где-то далеко, под кажущемся бесконечным покровом облаков, защищающем от смотрящих с орбиты электронных глаз. Дальше, чем мог бы заметить угрозу беспилотник, лениво описывающий круги над движущейся колонной. По мысленной команде посланника спустилось с цепи тщательно подготовленное заклинание из разряда тех, которые требуют длительной подготовки и точного наведения, но зато характеризуются необыкновенной мощью. Держащий заклинание круг магов распался. Уставшие от длительного напряжения паранормалы падали в траву и только через несколько минут начинали шевелиться, садились, доставали заранее припасённые зелья и жадно пили их.
В пригородах столицы Аш-амоном собирались отряды неведомой армии и чётко, по-военному, двигались каждый к определённому ему объекту. Отряды собирались из самых обычных высших, правда все они, какое совпадение, прибыли в Аш-амоном не позже чем два месяца назад.
Расположенные близ города части боевых магов были частично предварительно разосланы с различными поручениями, частично оказались блокированы в роскошных домах-казармах. В среде командиров воцарился разброд. Никто не знал, что нужно делать и нужно ли делать хоть что-то.
Имеющие право отдавать приказы собрались, но, не в костяном дворце, а в манорах двух мощных кланов и, казалось, ждали чего-то.
В костяном дворце, напротив, было удивительно пусто. Редкие аристократы, которых видимо не предупредили, потерянно скитались по полупустым залам, пытаясь понять, что происходит, где сейчас находятся остальные и почему их нет в костяном дворце, где они должны были бы быть?
Любовно выстроенная посланником сеть из взаимных обязательств, обещаний, посулов и банального подкупа пришла в движение и готовилась затянуться на шее столицы Аш-амоном как только будет уверенность, что первый удар достиг цели.
…день едва перевалил за половину, а он уже так устал. Диктатор сидел в своём рабочем кабинете во дворе Решений закрыв глаза руками и пытался понять — у него на самом деле болит голова или это всего лишь кажущиеся ощущение, попытка мозга обмануть заставляющую его напряжённо работать волю. Если бы голова болела на самом деле, следовало принять таблетку. Если это всего лишь психосоматика, то справиться поможет горячий витаминизированный чай и совсем небольшой отдых.
Сквозь приоткрытое окно долетали будоражащие уставший мозг запахи — ароматы цветов, деревьев, нагретого солнцем камня и быстротвердеющего пластика.
Закрыв глаза, Диктатор поневоле сосредоточился на звуках — проезжающий в отдалении электробус, шум ветра, запинающегося о верхушки молодых ёлок, ещё не успевших вырасти в могучие, монументальные деревья, тихий неразборчивый разговор этажом ниже сливающийся в монотонное «бу-бу-бу».
— Кажется всё-таки психосоматика, — подумал Диктатор, чувствуя, как распускается сжавший было голову невидимый обруч.
Сидеть так, откинувшись в кресле, прикрыв глаза руками и слушая доносящиеся с улицы звуки было хорошо и спокойно. Вдруг чей-то голос негромко, но твёрдо произнёс: Тревога.
Диктатор открыл глаза и выпрямился. Перед ним стояла девчонка лет двенадцати-четырнадцати в расстёгнутой курточке военной расцветки и такого же цвета коротких штанах, заканчивающихся в районе тощих, загорелых коленок. Нарисованная девочка повторила: Тревога, — и робко улыбнулась, как бы извиняясь за принесённую весть.