Зачем военному судну косые паруса? Добраться к месту сражения при попутном ветре можно и под прямыми, в крайнем случае на веслах. А вот пиратам косой парус — спасение. Гребцы нужны лишь в сражении или для того, чтобы подкрасться к прибрежному селению в полнейший штиль. Зачем кормить лишних людей, на которых нельзя полностью положиться, ведь кто знает, что может прийти в голову рабу?
Насколько Александр помнил, обычно разбойники-варвары управлялись с веслами сами. Он пригляделся: остальные гребцы не были прикованы. Обычные загорелые парни, многие даже с золотыми браслетами на руках — уж точно не рабы! — спали себе, похрапывали и думать не думали о каком-то там надсмотрщике с длинной плетью в руках, без которого не обходилась ни одна галера, ни одна греческая бирема или триера.
Только один он, Александр Иваныч Петров, был прикован! Вот уж невезуха, черт бы ее побрал. Ну, Тибальд! Купец, говоришь? А больше похож на пирата…
Нет! Нет! Нет! Саша вдруг с ужасом поймал себя на мысли о том, что начал рассуждать в категориях раннего Средневековья или вообще седой древности: пираты, рабы, купцы… Да, скорее всего, этот чертов Тибальд — просто молодой бездельник, достаточно богатый, чтобы иметь свою яхту, выстроенную под древнее судно. Наверняка тут имеется и дизельный двигатель, на всякий случай.
Черт! А где Ингульф? Где этот парень?
Александр как ни старался, а все никак не мог разглядеть юношу среди спящих. Так, может, он — по другому борту, также прикованный к тяжелому веслищу? Знать бы наверняка…
Спереди, с юта, вдруг послышался какой-то звук — кто-то звонко мочился в воду прямо с тарана. Пленник вскинул голову: Тибальд! Орестус Тибальд собственной персоной. Интересно, как настоящее имя этого чертова парня и в каких отношениях он с «Интерполом»?
— Сальве, наута!
Закончив туалет, Тибальд поправил тунику и усмехнулся.
Слово «наута» — «моряк» — он произнес с явной издевкой.
— Как видишь, я выполнил свое обещание.
— Ки эс ту? Ху ар ю? Кто ты?
Александр спросил на трех языках и не получил никакого ответа. То ли Тибальд не знал ни одного из них, то ли просто притворялся, не считая нужным вступать в беседу. А если поговорить с ним на смеси латыни с тем варварским наречием, которому научил Ингульф?
— Сальве, сальве. — Молодой человек улыбнулся, всем своим видом показывая, что ему на все сейчас наплевать: и на кораблик этот, и на ухмыляющегося Тибальда, и на цепь — на все. Наплевать абсолютно! — Что ж ты меня к веслу-то приковал? Боишься, что сбегу?
Александр сплюнул в воду он и не ждал ответа. Однако пират-торговец оказался любителем поболтать.
— Боюсь, — все с той же никак не сползающей ухмылкой кивнул Тибальд, — Я же тебя не знаю. А у меня, между прочим, каждый человек на счету. «Золотого быка» нежелательно перегружать, как, впрочем, и недогружать.
— Понимаю, таран, — с усмешкой кивнул пленник — При перегрузке уйдет под воду, при недогрузе — бесполезно пробьет вражеский фальшборт.
Собеседник удивленно моргнул:
— А ты и в самом деле моряк, парень!
— Зачем мне тебя обманывать?
— Хорошо, хорошо, — Тибальд пригладил растрепавшиеся на ветру волосы, — Посмотрим, как ты покажешь себя в бою.
— Да хорошо покажу, — звякнул цепью Саша. — Что я, сражаться не умею? Да получше многих.
— Ты, я смотрю, смелый парень, — задумчиво произнес торговец-пират, — Если еще и дружок твой таков…
— Таков! Еще и смелее, можно сказать — полный отморозок, на всю голову.
— Кто-кто?
— Храбрый, как черт! Кстати, а где он?
Тибальд усмехнулся:
— По левому борту. Отсыпается, как и ты. Спите, спите. Сегодня к вечеру будет вам работенка!
Захохотав, варвар (нет, просто молодой бездельник-миллионер) повернулся и быстро зашагал к корме.
— Эй, эй, постой, — закричал ему вслед Саша, — Ты не мог бы перекинуть моего дружка на этот борт? А то и поболтать не с кем.
— Поболтаете еще, — на ходу отмахнулся Орестус. — Успеете.
Стало припекать поднявшееся почти в зенит солнце, хоть и не такое жгучее, как летом. Все, кроме нескольких присматривающих за парусами вахтенных, по-прежнему спали. А судно шло себе и шло под парусами-акатиями, на корме трепетал какой-то непонятный вымпел с изображением золотой бычьей головы, над мачтами кричали белокрылые чайки.