— Леона. Ты знала о ней задолго до того, как она поселилась в наших залах.
— И как дергать за ниточки, чтобы привязать ее к нам как нечто полезное. — Женщина опустилась на колени и вернулась к своим растениям, словно они говорили не более чем о том, какое мясо предпочесть на ужин в этот вечер.
— Твои маленькие цветы, распускающиеся повсюду, — это они дали тебе такие знания, не так ли?
— Они. — Она вернулась к своему занятию, отщипывая цветы так же деликатно, как колибри собирает нектар.
— Мне нужно, чтобы ты нашла кое-кого еще. — Ивеун не любил обращаться за помощью к Колетте. Хотя он и не отказывал своей подруге в удовольствии знать, что она нужна в его мире, Ивеун хотел ее обеспечить. Он не хотел, чтобы его воспринимали как нехватку или полумеру, когда женщина даже не знала, как дышать, не отдавая акту все, что у нее есть.
Колетта улыбнулась, опустила глаза и слегка наклонила голову — изящный изгиб, предлагающий ему подчиниться — во всяком случае, визуально. Ее грудь оставалась прямой, тело сильным, спина прямой; она не уступала ему никакой реальной власти. Она представляла собой исследование контрастов: сила и слабость, прекрасная и отвратительная, опасная и в то же время такая нежная.
— Она безымянная.
Колетта пересела за рабочий стол рядом с ним, поставив свою корзину среди множества перегонных мензурок, которым позавидовал бы Алхимик Лума.
— Я знаю, о ком ты говоришь.
— Правда?
— Я велела ей держаться подальше, пока ты не решишь вопрос с Лоссомом. — Колетта говорила легко, пока ее руки оставались заняты. — Он был прекрасным временным восстановлением для тебя после Леоны. Я не хотела, чтобы ты занялся обучением настоящей замены нашей потерянной девочки, пока не будешь готов к этому должным образом.
— Колетта, я бы…
— Убери рычание и избавь меня от бравады, Ивеун. — Она сузила глаза до острия кинжала. — Ты слишком сильно переживал за девушку. Ее кончина оказала на тебя воздействие, сделав тебя более податливым. Достаточно взглянуть на твои последующие деликатные поступки. На то, что Кварех Син вообще еще жив.
Губы Ивеуна дернулись в ярости, направленной скорее на себя, чем на пару. Он жалел, что она не сказала эту правду раньше. Но если бы она и сказала, он, возможно, еще не был готов ее услышать.
— Поверь мне, — Колетта дышала нежно, как заклинание, сотканное из стекла. Она шагнула вперед и положила руку ему на щеку. — Я всегда заботилась о том, чтобы путь для тебя был чист. Доверься моим замыслам.
Его подруга была мастером теней, хорошо знакомым с подноготной Новы. Большинство так и не поняли, как глубоко уходят ее корни, пока она наслаждалась солнцем верхнего мира, и, похоже, Ивеун тоже забыл об этом. Смерть Всадников сделала его свирепым и агрессивным. Он должен был довериться руке, которая легла на него, чтобы вернуть его на путь и наметить маршрут, который приведет их к завоеванию.
— Спустись под землю. Найди ее. Она пойдет с тобой. — Указание Колетты граничило с приказом. Она резко вернулась к своей работе, нежность исчезла.
— Сейчас? — уточнил Ивеун.
— Сейчас.
Ивеун сделал паузу всего на мгновение. В этом было нечто большее, чем то, что Колетта давала ему понять. Он взял ее за руку и притянул ее лицо к себе. Она решительно отвесила челюсть, явно выражая свое мнение о его попытке выпытать дополнительную правду или факты.
Он наклонился вперед и нежно поцеловал губы своей подруги, превратив двусмысленную линию в тонкую улыбку.
— Я люблю тебя без остатка, — прошептал Ивеун. Когда мир рушился, он еще больше ценил ее безжалостность. Она варила смерть на кончиках пальцев и пожинала ее словами, а не когтями. Большинство других Драконов увидели бы в ней трусость, но он видел потрясающую преданность всему, чем она была.
Ивеун оставил свою Рю, свою истинную пару, чтобы отправиться в мир под землей и заслужить звание нового Мастера-Всадника.
46. Флоренс
— Что-то не так. — Дерек говорил это уже в четвертый раз за последний день. Поезд шел по главному пути от Тер.1.2 до Киля.
— Выбирайте из сада Все Не Так. В поле нет недостатка в щедрости. — Флоренс устроилась на мягком сиденье в поезде, предоставленной им по поручению Пауэлла. Но даже если бы Пауэлл не просил о поезде, они все равно могли бы занять каждый свое место, если бы захотели. Судно было заполнено менее чем наполовину, и большинство путешественников держались особняком. Тяжелый груз не позволял опускать головы и молчать.