— Запах станет слабее, когда она вымоется. — Они продолжили разговор, как будто Арианна не понимала их разговор. Она придержала язык, избегая говорить на языке Дракона и отказываясь от игры.
— Все Химеры воняют гнилой кровью.
— Я знаю, Довин'Анх, — согласился Каин, уступил, словно убитый горем из-за того, что ему придется терпеть ее запах еще хоть мгновение. — Но наш Рю выступил при поддержке Оджи.
Это заставило женщину замолчать, хотя Арианна все еще чувствовала ее сияющее разочарование. Упоминание о Кварехе вывело из равновесия и Каина, и эту женщину Довин. Арианна не смогла подавить смешок, заслужив растерянный взгляд своих спутников, который был брошен, когда стало ясно, что она не собирается уточнять причину своего внезапного веселья.
Идея Квареха запугать кого-либо, чтобы заставить подчиниться, была просто смехотворна. Она слишком часто ставила Дракона на место, чтобы думать о нем как о чем-то большем, чем… чем… Арианна сделала паузу, пытаясь заполнить пустое место… чем о просто Кварехе.
Наконец они вошли в просторную комнату — еще одно помещение, построенное на фундаменте невозможности. В воздухе висел густой пар, в котором чувствовался аромат полевых цветов, плавающих в бассейне. Целая стена была сделана из рифленого стекла или какого-то прозрачного кварца — Арианна пока не могла определить, какого именно. Она надеялась, что это второе, потому что первое заставляло ее задуматься, о чем именно думали строители, используя такие большие стекла, чтобы противостоять таким сильным порывам.
Одна сторона бассейна состояла из прозрачной стены, создавая иллюзию, что вода остановилась в воздухе. Плитка вокруг была выложена в виде шеврона и блестела от влаги. На небольшом табурете стояло ведро, наполненное водой, от которой шел пар, и множество инструментов, предназначенных то ли для мытья, то ли для снятия кожи — она не могла определить, для чего именно.
Вся группа осталась, два Дракона по обе стороны от двери. Каин бесстрастно прислонился к единственному выходу. Женщина — Довин — подошла к ней.
Арианна сделала шаг в сторону, уклоняясь от ее протянутых рук.
— Я помогу тебе. — Она заговорила на Феннском языке с сильным гортанным акцентом.
— С чем? — Арианна прекрасно понимала, на что намекает. Но она потянула время, чтобы подчеркнуть свое кислое мнение об этом намеке.
— Помыться.
— По-моему, я и сама достаточно хорошо справляюсь с этим.
Каин вздохнул.
— Не будь такой упрямой. Если бы мы хотели твоей смерти, ты бы умерла.
— Как будто вы можете меня убить. — Она продолжала прожигать взглядом. Стоило ей проявить слабость, как они тут же схватили бы ее. Даже если бы она была в меньшинстве, она не позволила бы это себе. — Мне не особенно нужны зрители во время купания.
На лице Каина отразилось замешательство.
Ржавые шестеренки. Осознание обрушилось на нее с силой паровоза. Драконы не отличались скромностью. Половина из тех, кто смотрел на нее сейчас, находились, по ее мнению, в разном состоянии раздетости. Они не понимали и не могли понять, почему она не хочет, чтобы посторонние присутствовали при ее омовении.
Арианна была обнаженной только в присутствии двух людей: Евы и Флоренс. Со своей давно умершей возлюбленной и еще живой ученицей она достигла такого уровня комфорта, который превосходил все приличия и условности.
Но это был не Лум.
Она поднялась над облаками в погоне за новыми возможностями, старыми истинами и счетами, которые еще предстоит свести. Арианна встретилась взглядом с Каином, когда ее руки начали расстегивать ремни. Он даже не моргнул, когда металлические детали лебедки и катушки с гулким лязгом ударились о кафельный пол, расколов одну из витиеватых плиток. Она принялась за застежки своего пальто.
Он заметил молчаливый вызов, веселье, смешивающееся с очарованием в темно-золотых глазах. Она покажет им всем, что способна проявить себя в любой ситуации — на станке, на Нове, в этом мире или в следующем. Один за другим обрывки ее одежды упали, и от жары, царившей в комнате, ее обнаженная пепельно-серая кожа покрылась капельками влаги.
Каин не отрывал взгляда от ее лица.
6. Ивеун
Король Драконов источал недовольство из самых своих пор.
Он чувствовал, как оно вытекает из него, раскаляясь добела и повышая температуру в комнате. Он был один, и это было непривычное ощущение. Леона была рядом с ним на протяжении десятилетий, а теперь ее как будто и не было.
У нее были свои недостатки, как и у всех, но ее преданность уступала только ее свирепости. И в основном ей удавалось сдерживать огонь, пылавший под кожей, даже когда разочарование пыталось взять верх. Он разжигал этот огонь всеми доступными способами, пока он не разгорелся до бела и только для него. Воспитание радикального поклонения Леоны ему было той редкой обязанностью, которая доставляла и удовольствие.