Испытание помогало магу лучше узнать свои сильные и слабые стороны, дабы предоставить ему возможность дальнейшего самосовершенствования. Тем же целям по высочайшему предопределению мудрейших должно было служить и наказание. Рейстлин, и сам он это прекрасно понимал, понес заслуженную кару: его здоровье пошатнулось. На глаза было наложено жестокое проклятие. Теперь он смотрел на мир словно через искривленную, мутную призму. Чтобы научить его смирению и состраданию, течение времени ускорилось. Куда бы ни бросил взгляд маг: на невинную розовощекую девушку или на наливное яблоко – на всем лежала печать смерти и неумолимого увядания.
Но награда, тем не менее, того стоила. Рейстлин обрел могущество, которое вселяло суеверный трепет и почтение. Пар-Салиан, глава Конклава, торжественно вручил ему посох Магиуса, дар поистине бесценный. Когда колдуна сгибало пополам от кашля, а бывало такое частенько, он крепче сжимал руку, чтобы почувствовать исходящую от посоха силу. Эта вещь давала утешение, прибавляла решимости. Посох был изготовлен Магнусом, самым могущественным волшебником из всех когда-либо живших на Кринне. За несколько лет Рейстлин так до конца и не определил границы возможностей своего волшебного помощника.
Рейстлин вновь зашелся кашлем. Единственным средством, способным хоть на время унять боль, был особый травяной отвар. В крошечной, словно нора, и сырой пещере, служившей пристанищем магу и его брату, места для очага не хватало. Рейстлину нужно было выбраться из-под теплого одеяла и отправиться на поиски воды.
Обычно в таких ситуациях воду приносил Карамон, он же заваривал чай. Но брата рядом не оказалось. Близнец колдуна, могучий великан самого добродушного нрава, веселился с прочими гостями на свадьбе Речного Ветра и Золотой Луны.
Время перевалило за полночь, но до слуха едва живого Рейстлина доносились музыка и веселый смех. Надо ли говорить, что маг был зол на Карамона. Подумать только: бросить беспомощного брата в одиночестве ради какой-то девицы, Тики Вейлон, кажется!
Задыхаясь, он попытался подняться, цепляясь за выступы стены, и чуть не упал. Едва нащупав в потемках спинку шаткого стула, Рейстлин тотчас рухнул на него.
– Рейст? – донесся снаружи бодрый голос. – Ты ведь не спишь? Разговор есть. У меня к тебе всего один маленький вопрос.
– Тас! – Колдун тщетно попытался выговорить имя кендера – очередной приступ кашля, казалось, взорвал все внутри.
– Прекрасно! – возликовал жизнерадостный обладатель голоса, очевидно услышав кашель. – Значит, ты не спишь.
Тас – сокращенное от Тассельхоф Непоседа (последнее, кстати, прекрасно отражало суть его характера) – не замедлил, с присущим его народу тактом, ввалиться в пещеру.
А между прочим, кендеру уже тысячу раз говорили о заведенном в приличном обществе, но, по мнению самого Тассельхофа, лишенном всякого смысла обычае предварять свое появление стуком. Кроме того, следовало дождаться приглашения войти. Давалось Тасу это новшество с трудом, так как в среде кендеров ничего подобного делать было не принято. Маленький народ если и запирал двери, так только от непогоды да от мародерствующих гоблинов, причем для некоторых особо любопытных экземпляров все же делалось исключение. Тас чаще всего сначала входил, а уже потом стучал, вспомнив о досадном правиле. Так получилось и в этот раз.
Непоседа поднял циновку и, осмотревшись, очутился внутри. Свет принесенного им фонаря разогнал чернильный мрак.
– Привет, Рейстлин! – выпалил Тас. Подобравшись поближе к столу, малыш поднял зажатый в грязной руке фонарь. – Знаешь, что это за перо?
Кендеры – малорослый народец, который, если верить слухам, находился в родстве с гномами (правда, сами гномы так отнюдь не считали). Представители этого славного племени отличались бесстрашием (кое-кто, в том числе те же гномы, склонны были приписывать последнее глупости), неуемным любопытством, а также пристрастием к пестрой одежде и кожаным мешочкам, становившимся предметом гордости их обладателя. Эти сумочки кендеры носили на поясе и неустанно набивали всякой всячиной. В целом народец этот можно смело охарактеризовать как оптимистов, правда, не совсем чистых на руку. Конечно, назвать кендеров воришками было бы тоже несправедливо. Ведь им бы и в голову не пришло воровать. Просто иногда, заприметив особенно любопытную вещицу, они брали ее взаймы, намереваясь вернуть. К несчастью, некоторые весьма ограниченные представители других рас не желали принимать этого в расчет, когда обнаруживали в собственном кармане ручонку кендера.
Тассельхоф был типичным представителем своего народа, примерно четырех футов роста (причем зависело это от того, как высоко завязывал он хвост). Тас по праву гордился этой прической и нередко вставлял в волосы различные украшения. Сегодня, к примеру, в его хвосте торчало несколько красных кленовых листьев. Малыш с обезоруживающей улыбкой смотрел на бледное лицо мага, раскосые глазенки сверкали, а заостренные уши подрагивали от возбуждения.
Рейстлин метнул в Тассельхофа не самый благодушный взгляд. Свет фонаря слепил юношу, кашель разрывал грудь. Колдун протянул руку и стиснул запястье кендера.
– Горячей воды! – задыхаясь, прошипел он. – Чаю!
– Чаю? – переспросил радостно Тас, расслышав лишь последнее слово. – Нет, спасибо. Я только что поел.
Рейстлин прижал к губам скомканный платок, который тут же окрасился в алый цвет. Маг вновь взглянул на Таса. И на этот раз кендер его понял.
– Ах, это ты хочешь чаю! – спохватился малыш, суетливо оглядевшись. – Этого противного, который заваривает тебе Карамон. Карамона тут нет, а сам ты не можешь заварить чай, потому что беспрерывно кашляешь. Это значит… – Тассельхоф немного растерялся. Ему в самом деле не хотелось допустить какую-нибудь оплошность.
Колдун протянул дрожащую руку к пустой кружке, стоящей на другом конце стола.
– Ты хочешь, чтобы я принес воды! – осенило кендера, и Тас бросился к выходу. – Я сейчас, одна нога здесь, другая там.
Непоседа улетучился, позабыв в спешке опустить циновку, отчего Рейстлина тотчас насквозь пронзил ледяной ветер, ворвавшийся в пещеру.
Однако совсем скоро Тас вернулся.
– Забыл кружку, – сообщил он, поспешно схватив ее со стола, и вновь убежал.
– Закрой… – прохрипел ему вдогонку Рейстлин, но кендера уже и след простыл. А циновка по-прежнему осталась отодвинутой.
Рейстлин принялся всматриваться в темноту. Звуки празднества стали громче. Теперь маг мог различить отблески костра и силуэты танцующих людей. Молодожены – Речной Ветер и Золотая Луна, – должно быть, уже отправились в свои брачные покои. Сейчас эти двое, вероятно, наслаждаются вожделенным единением; что ж, наверное, это и было исполнением всех их мечтаний. Колдун скептически качнул головой: ничего не попишешь, люди склонны к подобным заблуждениям.
«Так оно и бывает, – меланхолично размышлял Рейстлин, – миг, вспышка, которая сверкнет и потухнет в тот же момент, ибо такова судьба». И почему только у него доставало разума это понимать? Даже Танис Полуэльф, который казался несколько рассудительнее большинства, с радостью поддался обманчивому ощущению безопасности и покоя.
– Темная Королева по-прежнему могущественна, – пытался вразумить его Рейстлин всего несколько часов назад.
– Может, мы и не победили в войне, зато выиграли главную битву, – возражал тот. – Неужели ты не видишь никакой надежды? – вопрошал Танис.
– Надежда – это отказ от действительности. Морковка, которой машут перед мордой лошади, чтобы та двигалась вперед в тщетной попытке добраться до лакомства.
Колдуну нравилось это сравнение, и он даже улыбнулся. Однако новый приступ кашля стер с лица слабую улыбку. Отдышавшись, Рейстлин вновь принялся всматриваться в ночь, силясь разглядеть в лунном свете кендера. Маг прекрасно осознавал, что хватается за соломинку. Вероятнее всего, этот дурачок на что-нибудь отвлечется по дороге и напрочь забудет о поручении.