Он был совершенно седой с редкими золотистыми прядями цвета «драконьего следа». Глаза у него были бледно-голубые, как небо на заре в период пересечения солнц. В луче светильника он так и переливался всевозможными цветами: золотая рукоятка ножа и медная пряжка, красные с костяными наконечниками шнурки на плаще, серебристо-голубые нити в перчатках. Толстый меховой плащ был плохо виден, но она чувствовала, что стоит незнакомцу пошевелиться, как на плаще тоже заиграют яркие краски, оживляя ледяную тьму. Вначале ей показалось, что человек очень стар, но при свете светильника она убедилась, что отметины и шрамы у него на лице говорили, скорее, о нелегком жизненном опыте, а на самом деле он всего лет на десять-двенадцать старше ее.
— Кто ты такой? — не выдержала она.
Зимой на Хорсбрете не увидишь таких ярких расцветок, здесь все цвета наперечет: снег, отсыревший мех, кожа, огонь и золото.
— Я ищу отца, — сказал он. — Его зовут Лул Ярроу.
Она уставилась на него, пораженная тем, что такие яркие цвета, оказывается, имеют местные корни.
— Он погиб. — Он слегка расширил глаза, отчего взгляд стал менее колючим. — Он провалился в расщелину в туннеле. Во время пересечения солнц его вырубили из обледеневшего снега и похоронили. Шесть лет тому назад. — На миг отвернувшись, он бросил взгляд на ледяные глыбы утрамбованного снега. — Зи-ма. — Он произнес это слово, разломив его пополам, словно сосульку. Потом, вздохнув, поправил свою поклажу. — Что, на этом ледяном клыке все еще готовят «драконий след»?
— Конечно. Как тебя зовут?
— Рид Ярроу. А тебя?
— Пека Крао.
— Пека. Ну конечно. Помню, когда я уходил, ты пищала у кого-то на руках.
— Выглядишь ты лет на сто постарше, — заметила она, все еще в замешательстве направляя на него светильник, хотя уже порядочно замерзла. — Подумать только, ты продержался семнадцать лет вдали от Хорсбрета. Как это тебе удалось? Мне хватило пяти лет. Слишком много людей, чьих имен я не знаю, пытались рассказать мне о том, что не имеет никакого смысла. К тому же там плоская земля и пустое небо. Ты вернулся к золоту?
Он обвел взглядом грязно-белый свод снежного туннеля, низко нависавшего над головой.
— Звезды в небе — золотые следы от полетов дракона, — тихо сказал он. — Я Гонитель Драконов. Я обучен изгонять драконов из норы. Я вернулся сюда именно для этого.
— Сюда? Но на Хорсбрете нет драконов.
— Хорсбрет — это сердце дракона. — Улыбка мелькнула в его глазах, словно блики огня на льду.
— По мне, так это больше похоже на сказку.
Она поежилась, ощутив холодок в сердце.
— Это не сказка. Я знаю это наверняка. Я проследил путь этого дракона за много столетий по древним книгам, легендам, рассказам о смертях и ужасе. Он здесь — спит, свернувшись кольцом вокруг сокровищ Хорсбрета. Стоит вам потревожить его, и вы погибнете. Если я изгоню его, кончится эта вечная зима.
— Я люблю зиму. — Голос ее прозвучал едва слышно среди толстых снежных стен, но он расслышал ее.
Он поднял руку и слегка коснулся низкого свода над головой:
— Возможно, тебе понравилось бы зимнее небо. Ночью там бездна света и тайных знаний.
— Я люблю закрытые пространства, где тьма и свет неразрывно связаны друг с другом. — Она покачала головой. — И знакомые лица. И сказки, порожденные «драконьим следом». Если ты дойдешь со мной до таверны, тебе покажут, где похоронен твой отец, и устроят на ночь, а потом ты сможешь уйти.
— Я пойду с тобой в таверну. Расскажу там одну историю.
— Насчет дракона? — Она отвернулась. Светильник почти прогорел, и ее начал донимать холод. — Никто тебе не поверит.
— Ты ведь веришь.
Согреваясь в таверне «драконьим следом», она молча слушала, как он рассказывал о драконе кучке людей с грубыми, обожженными стужей лицами. Даже при ярком освещении он мало чем напоминал отца, разве что широкими скулами да золотистыми прядями в шевелюре. Когда он снял просторный меховой плащ, оказалось, что его одежда мало чем отличалась от одежды обычного рудокопа, и только наличие в ней ярких тонов говорило о богатстве и путешествиях в дальние страны.