— Мальчик, — внезапно сказал дракон, — как твое тайное имя?
— У меня его нет, — ответил Вилл, стараясь дрожать не слишком сильно.
И тут же осознал, почувствовал, что это не тот ответ. В душном, словно склеп, помещении повисла тишина.
— Я могу причинить тебе боль, — сообщил безразличный голос дракона.
— Господин, я весь в твоей власти.
— Тогда скажи мне свое тайное имя.
За это время его запястья стали совсем холодными, холодными как лед. И этот холод, поднимавшийся постепенно к локтям, не имел ничего общего с онемением — руки отчаянно болели.
— Я его не знаю! — страдальчески выкрикнул Вилл. — Не знаю, мне никто его не говорил, наверное, у меня его и вообще нет.
Огоньки, горевшие на пульте, были похожи на глаза зверей в ночном лесу.
— Интересно. — Впервые за все это время в драконьем голосе появилось что-то похожее на эмоцию. — А что у тебя за семья? Расскажи мне о них поподробнее.
На данный момент вся семья Вилла состояла из одной-единственной тетки. Его родители погибли в первый же день Войны. Они имели несчастье оказаться на вокзале Броселианда в тот самый день, когда налетевшие драконы обрушили на него золотой огонь. После этого Вилла отправили в горы к тетке, все согласились, что там сейчас самое безопасное место. Это было несколько лет назад, и за это время он почти забыл своих родителей. Скоро у него останутся одни воспоминания о том, что он их когда-то помнил.
Что же касается тетки, Слепая Энна представляла собой для Вилла нечто очень немногим большее, чем совокупность правил и указаний, которые следовало по возможности нарушать, и мелких домашних работ, от которых следовало отлынивать. Крайне набожная старуха, она чуть не каждый день убивала во славу Безымянных всяческих мелких зверьков и либо закапывала их трупики под полом, либо приколачивала гвоздями над дверью или окнами. В результате в их хижине постоянно воняло дохлятиной и, как казалось Виллу, благостным ханжеством. Тетка все время что-то бормотала себе под нос, а когда ей случалось напиваться (очень редко, два-три раза в год), она выбегала на ночную улицу в чем мать родила, садилась задом наперед на корову и принималась так нахлестывать ее по бокам ореховым прутом, что бедное животное носилось вверх-вниз по холмам что твой скакун, и продолжалось это до тех пор, пока тетка не падала на землю и не засыпала. Утром Вилл находил ее, заворачивал в одеяло и отводил домой. Но настоящей близости, как между родными, между ними никогда не было.
Вот это и рассказал он дракону, довольно бессвязно и с бесконечными остановками. Дракон слушал и молчал.
А холод тем временем добрался до подмышек. Почувствовав, что холодеют и плечи, Вилл содрогнулся.
— Ну пожалуйста, — взмолился он. — Господин дракон… твой лед подбирается к моей груди. Если он коснется сердца, я, наверное, умру.
— Хмм? Да, я немного задумался.
Кресло убрало свои иглы, руки Вилла все еще оставались онемевшими и безжизненными, но холод больше никуда не полз. А потом его пальцы начало слегка покалывать — первое обещание того, что чувствительность к ним в конце концов вернется.
Люк с шипением открылся.
— Теперь ты можешь уйти.
Вилл не столько вышел, сколько вывалился на забытый его глазами свет.
Всю следующую неделю, а то и дольше над деревней висело тревожное ожидание. Но так как дракон никак себя не проявлял и ничего страшного не случалось, деревенская жизнь мало-помалу вернулась в привычную, веками наезженную колею. Впрочем, одно отличие было: главная площадь погрузилась в полную глухую немоту. Люди на ней больше не появлялись, а все окна, на нее выходившие, были плотно закрыты ставнями.
Как-то раз Вилл и Пак Ягодник проверяли в лесу свои силки на кроликов и жирафов (последний жираф был пойман в Авалоне боги уж знают сколько лет назад, но они не теряли надежды), и тут на тропинке показался Точильщик Ножниц. Пыхтя и отдуваясь, он тащил в охапке что-то большое, жарко блестевшее и, как видно, тяжелое.
— Эй ты, жиряга кривоногий! — крикнул Вилл, только что закончивший связывать за задние лапы двух кроликов, чтобы перекинуть их через плечо. — Где ты спер такую штуку? И что это вообще такое?
— Не знаю, ребята, само с неба упало.
— Врешь ты все! — фыркнул Пак.
Мальчики затанцевали вокруг толстого недотепы, пытаясь выхватить у него золотую (а как же иначе?) штуку. Она была похожа отчасти на корону, а отчасти на птичью клетку. Желтый металл ее прутьев и перекладин сверкал как надраенный, она была сплошь расписана черными рунами, каких в их деревне отродясь не видали.