Но были у меня и в самом деле свободные часы: я могла читать книги, которые мне завезли в неожиданно большом количестве, могла разговаривать с некоторыми свободными целителями (что случалось нечасто, так как они, в основном, все были заняты, но когда случалось — сначала вели себя в основном очень настороженно, пренебрежительно и даже враждебно, а потом, по всей видимости, свыклись), иногда болтала со своими конвоирами. Уизли периодически заменяла взрослая, язвительная и очень активная женщина, которая, хоть и относилась ко мне довольно небрежно, но была просто кладезем информации. Из книг можно было узнать не всё, так что приходилось сжимать зубы и идти к ней на поклон.
Можно было бы узнавать о жизни магов из уст Уизли, но, как выяснилось опытным путём, по качеству подачи информации он отличался от своей сменщицы в невыгодную сторону: часто перескакивал с темы на тему, разбавлял свои слова изрядной долей шуток и ненужных подробностей. Быть может, будь это другая ситуация, мне бы понравилось, но тогда хотелось получить максимум информации за ограниченное время, а не потешиться, так что общались мы с ним реже.
Помимо общей информации о мире, с помощью которой я постепенно избавлялась от ошибочных или полуправдивых суждений, непонимания многих слов, фраз и действий, я нахваталась кое-каких знаний и о медицине в магическом мире. Познакомилась, как уже говорилось раньше, со многими целителями — под руку, конечно, не лезла, но через несколько месяцев «заключения» мне разрешили бродить по этажам в то время, когда запрещены посещения больных. С сопровождением, конечно же. В один из таких походов я наткнулась на средних размеров кухню-гостиную, где заседало пять магов — три медсестры, целитель и целительница. Рассудив, что надо хоть как-то социализироваться, я зашла.
Мне не нужны были эти знания, мне нужно было показать, что я не страшная психопатка или пускающее слюни животное. Подозреваю, что, только в этом убедившись, маги тут же поняли мои мотивы… но и что с того? Свой неживотный интеллект я скрывать и не планировала. И, в целом, свою порцию хорошего отношения я заслужила. Не ото всех, и, конечно, недоверие всё ещё проскальзывало в людях, но это было уже что-то.
Мне, к сожалению, не давали читать никаких газет, так что две моих встречи с Ритой (не считая той, что уже была, и эти два раза она была со своим фотографом) и ещё одна — с каким-то другим журналистом закончились для меня совершенно неизвестным образом. Это вызывало глухую растерянность, но я тешила себя мыслью, что когда-нибудь всё будет. В моих силах было сделать это «когда-нибудь» ближе и определённее.
По плану, несмотря на то, что, кажется, все беседы с психологом уже давно исчерпали себя, каждый день меня навещал маг этой профессии. И каждый раз находилось что-то новое — или старое, раскопанное не до конца. Конечно, мне не нравилось, что во мне копаются. Я отводила взгляд, раздумывала над ответами, раздражалась от спокойного пристального внимания, иногда срывалась и язвила, фыркала, сыпала откровенно циничными комментариями. Скорее всего, этого от меня и добивались. Не вызывающего поведения, а откровенных реакций.
Мне же было некомфортно: я не привыкла, чтобы меня так легко выводили на эмоции. И дело было даже не в магах — дело было в самой мне. Сначала думала, что, учитывая возросшую эмоциональность, надо бы просто лучше себя контролировать, но практика показала, что иногда что-то всё же прорывалось.
Как мне вскоре дали понять, моё «превращение» из дракона в человекоподобное к анимагии имело очень посредственное отношение. Во-первых, анимагии так, как я это делала, не учатся — это дело очень опасное, требующее предельной концентрации, таланта, наставника, заклинаний и зелий. Судя по тому, что учинили Мародёры, пока учились в Хогвартсе, не все пункты из перечисленных на практике оказывались обязательными — но я всё же проделала не это. И, по правде сказать, проделала вообще не совсем я.
Как объясняли, — потому что я просила, а «приказа сверху» что-то скрывать от меня, видимо, не поступало, — всему виной был тот самый ритуал. Он действительно имел место быть и оставил после себя кое-какие последствия, например, моё феерическое превращение в человека.
Вот представьте, что вы берёте вязкое тесто и заливаете его в формочку. Не мгновенно, но скоро оно примет форму этой самой формочки. То же было и с драконьей, теперь уже моей, магией, которая, как и всякая магия, всегда подстраивалась. Ребёнок взял в руки палочку? Вот он, канал выдачи энергии, прекращаем магические выбросы. Сильное эмоциональное потрясение в виде какого-то определённого человека? Замечательно, сейчас изменим патронус…
Когда моё сознание подсадили в тушку драконицы, магия начала меняться, подстраиваясь под своего нового обладателя. Новому обладателю нужно было сразу очень много: и контролировать её, и форму тела изменить, потому как этот новый обладатель очень уж отличается от старого. Но какой бы заковыристой ни была форма, магия принимает её. Не сразу, но, как показала практика в лице меня, и не растягивая этот процесс на долгие годы.
Как итог: форма моя стала почти человеческой (увы и ах, полностью человеком из магической твари я бы стать не смогла из-за того, что изначально магия была драконьей, животной — и свойств своих окончательно менять не хотела), а свои силы я могу контролировать так, чтобы частично управлять магическими выбросами. Чем они отличались от магии? Незатейливостью. Если с помощью магии можно было открыть замок, то с помощью магического выброса можно было выбить дверь. Если с помощью магии можно было заставить какое-то одно растение вырасти быстрее, то с помощью магического выброса в джунгли превращался весь сад.
Ещё магические выбросы, из-за своей ненаправленности, часто бывали слабы, но мне это не грозило. Магии у меня было столько, что, как выразилась одна целительница, «можно магглам раздавать, и ещё много останется».
Я спрашивала: получается, я сильный маг? Мне отвечали, что я не маг, потому как сквиб и магическое существо, и палочка в моих руках — не более чем тыкалка. Я не сильно расстроилась, потому как, наверное, изначально не очень доверяла такой удаче. И так уже слишком много хорошего: и иммунитет, и невосприимчивость, и магия ключом бьёт… Когда-нибудь рог изобилия, пролившийся на меня наравне с бочкой неприятностей, должен был закончиться.
Печально, что неприятности имели свойства не заканчиваться, а только приумножаться.
— Как скоро закончатся эти эксперименты безумных гениев? — под конец очередного сеанса с психологом, наблюдая, как он запихивает блокнот с ручкой (как забавно, что перьями пользовались нечасто и в основном те, кому мало нужно было писать; разве что в школах ещё, чтобы почерк был красивым) в широкий карман целительской мантии, спросила я.
— Да считай, уже закончились, — невозмутимо откликнулся он. — Со дня на день жди вердикта.
— Неплохо, — я была приятно удивлена, чуть улыбаясь мужчине на прощанье.
Мистер Рейнор, сначала оттолкнувший именно своей ролью, позже чем-то напомнил мне моего дядю. Тот тоже всегда воспринимал меня всерьёз, даже когда мне было лет пять от силы, и говорил обстоятельно и без глупых сюсюканий или пренебрежения. Некоторые целители, к моему ужасу, в начале явно не воспринимали меня как разумное существо и как раз-таки это и пытались провернуть. Быстро поняли, конечно же, что ошибались, но первые дни были незабываемыми.
Оставшись в комнате одна, я откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу и задумалась. Каким бы узником я себя ни ощущала, чувство времени мне не отказывало, а на вопрос, какое сегодня число, маги отвечали свободно, так что я знала, что прошло чуть больше полугода — на дворе стоял август. Сказать честно, я ожидала, что «вердикт» вынесут многим позже, спустя года полтора или два после моего появления. Но то ли я недооценила то, что можно проверять и в чем можно убеждаться, то ли что-то упускала из виду.