1
Дракониха пробуждалась медленно.
Сперва появился звук: монотонный стук-перестук, мерно быстрый, лишь иногда предательски срывающийся в отчаянном ускорении, словно ритм сердца спасающейся в последнем броске добычи. Однажды прорвавшись сквозь пелену сна, звук и не думал замолкать, лишь дополнялся новыми ритмами, близкими и далекими эхами. Сама не зная откуда, дракониха знала - то стучат капли воды, просачивающейся в пещеру сквозь трещины в скальной породе.
Значит, пора. Пора пробуждаться. Спячка на сей раз утянула ее далеко в дрожащее марево дурмана, в несбыточные фантазии о ярком и первобытном, в мрак забытья и ослепительных проблесков фундаментального знания. Чем настойчивей звучал стук талой воды, тем бледнее становились воспоминания, знание отодвигалось и колебалось… Процесс был запущен. Дракониха на миг задержала дыхание, отчего весь мир, казалось, тоже замер на мгновение, и выдохнула резче, чем обычно. Слегка пошевелилась - нет, просто намерилась пошевелиться - а стены узкой пещеры заходили ходуном, сверху посыпались тяжелые камни, нежно щекоча заскорузлую шкуру.
Просыпаться не хотелось, но иного выхода не было. Дракониха не помнила, что за мир лежал за пределами временного убежища, не представляла, какое место займет она в нем и надолго ли… Наверное, у нее даже было имя когда-то... А может, и не было его никогда. Она смутно предполагала, что не раз засыпала и просыпалась снова. И в этот раз она чувствовала себя еще более древней, чем обычно. Медленной, как дыхание океана, основательной, словно земная твердь. Старой и уставшей, потерявшей интерес к азарту погони и воспламеняющим пожарам страстей. Она могла бы вовсе не вставать и остаться в пещере-склепе до тех пор, пока голод, пока не успевший толком проклюнуться, не убьет ее окончательно.
Но было и кое-что иное. Может, оттого, что ей было все равно, умрет ли она или снова войдет в новый виток, в старой драконихе вдруг проснулось нечто, напоминающее ностальгию по жизни. Неясное предчувствие дивного, чувственного и молодого… Странная сосущая тоска, ощущение нисходящих потоков воздуха, ветра и свободы под крылом. Мелькнул отголосок воспоминания: она летает в небесах, купаясь в солнечном сиянии и ныряя в облака, кружась вместе с другими драконами над живописными, начинающими алеть горами.
Небеса!
Дракониха приоткрыла один глаз и начала свой долгий путь к небу.
2
Юлиас проснулся судорожно, резко, будто вырванный безжалостной когтистой лапой из безопасного тенета сна. Сердце стучало, как заполошное, сознание мутилось. Юноша привстал на простой холщовой лежанке, оттер пот со лба. Тело подчинялось неохотно: в нем еще отдавалась сладкой истомой тягучая нега; пригрезившееся, но такое реальное наслаждение билось и пульсировало в чреслах.
Ему приснился сон. В сне этом не было ни первобытного, ни фундаментального знания, зато была… Дева. Прекрасная юная дева прижималась к нему, звала и просила прийти на помощь…
Молодая кровь взбурлила пуще прежнего. Юлиас вскочил в предрассветных сумерках, наспех оделся. Снял со стены простенький лук, выскреб из-под половицы скромные накопления и отправился в деревню. Разбудил недовольного кузнеца, купил на последние сбережения меч, хотел продать еще и лошадь, но вовремя одумался.
Солнце только-только поднялось над заснеженной равниной, когда он покинул дом навсегда.
3
Дракониха выбралась из укрытия и отползла вниз по склону, оставляя черный след на белом, скуксившимся от света снегу. Она была грузной и казалась сама себе неподъемной. В земле еще отдаленного ухало, позади остались груды камней и обломков. Когда-то она, молодая и гибкая, изящно проскользнула в темные недра горы, теперь же попросту разворошила половину утеса.
Солнце било в глаза, заставляя ее щуриться с непривычки; стоял легкий мороз, долина внизу посверкивала белым полотном, но в воздухе стояло предчувствие перемен. Весна витала поблизости. Ей не хватало совсем немногого: того, что поколебало бы стрелку на застывших в равновесии весах времен года.
Силы не торопились возвращаться к ней. Лапы дрожали, крылья болтались беспомощными лоскутами. Лишь зрение прояснилось, снова став зорче, чем у любого орла, и аппетит давал о себе знать. Тонкий нюх уловил необычный запах в доносящемся с запада ветерке.