6
Только-только начался июль.
Юлиус подошел к дому, заранее ухмыляясь и покрепче перехватывая тушки диких индюшек. Ему было к кому возвращаться, и потому сердце его пело. Элиза не ждала его с нетерпением, как делала раньше, но можно было не сомневаться - перехватит трофеи в мгновение ока. Иногда ему казалось, что добычу она ждала чуть ли не больше, чем его самого.
Элиза удивительно расцвела за то время, которое провела вместе с ним. Он с трудом вспоминал худющую обнаженную деву, найденную им у подножия горы. Она привыкла к нему не сразу. Первое время говорила нечасто, будто с трудом. Слова были знакомы ей, но на составление предложений уходило время. Сейчас же она говорила такие вещи, что он нередко застывал в недоумении. Она покидала дом от силы несколько раз, но при этом знала о мире все.
Он видел больше, но при этом знал гораздо меньше. Он знал охоту. Чужой дом, ставший за эти месяцы совсем родным. Одну-единственную деревню, притаившуюся под боком у густого леса. Он видел девушек в этой деревне, когда обменивал пойманных зверей на нужные вещи. Никто из них не мог сравниться с Элизой; с его девой-сокровищем, непонятно за какие заслуги посланным ему богами.
Он был без ума от нее. Даже тогда, когда во время ласк в ее движениях проскальзывало нечто змеиное. Или когда вдруг ловил на себе ее взгляд: она рассматривала его улыбаясь, краешком глаза. В такие моменты колени его становились ватными, и он чувствовал себя маленьким зверьком, угодившим в волчье логово к началу трапезы.
7
Сентябрь подходил к концу.
Птицы пели меньше, и в голосах их, вместо бойкости и веселья, слышалась затаенная грусть. Пернатая когорта понемногу собиралась в стаи, кружила над лесом, готовилась улетать.
Элиза лежала в постели одна и не хотела подниматься, будто промедление могло задержать наступление нового дня. Ее волосы были стрижены не один и не два раза, но все равно оставались длинными. В последнее время они стали жестче, а сама она - крупнее, чем была раньше.
Юлиус ушел ранним утром. Теперь он подолгу пропадал в лесу, соседних селах и, возможно, даже городах. Девушка задумалась, а вернется ли он сегодня… Пару дней назад случилось ужасное. Парень спросонья провел рукой по ее спине и оцарапал ладонь: вдоль позвоночника, сквозь молочно белую кожу проклюнулся ряд зазубренных костяных пластин. Конечно, Юлиас испугался. Заверил, что это все ерунда, и он будет любить ее любую…
Элиза все-таки встала. Она изменилась, и перемены уже нельзя было не замечать. Из девушки она превратилась в женщину. Прежняя одежда с трудом сходилась на ней. Огород зачах, а дом стоял неприбранный: бытовые дела больше не приносили радости и ощущения причастности к волшебству. Готовка стала обузой. Юлиус начал реже приносить дичь с охоты, а когда приносил, Элизе приходилось изо всех сил держать лицо. Ей невероятно хотелось наброситься на еще теплую добычу, вонзить зубы в сырое мясо… Несколько раз она была так голодна, что сама отправлялась в лес. Юлиус ничего не знал. Он был бы шокирован, увидав ее способы охоты…
Она промаялась до самого вечера. Их время истекало, проносилось мимо - но в одиночестве каждая минута тянулось медленно и мучительно. Осень приближалась неумолимой поступью. Ее нельзя было задержать, как бы сильно ей не хотелось - остаться в этом домике, остаться с ним.
Элиза… Теперь она уже знала, что это не ее имя. У нее вообще нет имени - она происходила из первозданной древности, когда существам некому было давать имен.
Они встретились, когда день клонился к закату. Девушка вышла к границе леса, Юлиус неспешно подошел к ней. Он тоже изменился за это время. Возмужал, затвердел и зарос щетиной. Но все равно остался Юлиусом, не превращаясь в чудище из забытых легенд. Он не принес ни добычи, ни вещей, лишь запахи: свой - по-прежнему восхитительный - чужого жилья, незнакомых людей, ворчливых крестьян и прекрасных селянок. А еще сумку. Большую пустую холщовую сумку.
- Здравствуй…
Она промолчала. В ее груди закипала кислота. На сердце, словно оползень, навалилась боль. В его взгляде еще сквозило привычное восхищение, изрядно смазанное неловкостью и испугом. Но сколько еще это будет продолжаться? Времени почти не оставалось. Их история закольцовывалась, выходя на новый виток. Эх, рано они нашли друг друга на этот раз. И рано потеряют.
- Элиза, я…
- Не называй меня так! - взревела не-Элиза. Она бесчисленное число раз слышала то, что он хотел сказать, ей был знаком этот пристыженный взгляд. Боль стала невыносимой, выплеснулась наружу, взорвалась огнем…