Кристофер встревоженно огляделся. Темнота давила на него и мешала дышать. От обилия старых катакомб подземная часть Ледума напоминает пчелиные соты. Затеряться там легко. Глубоко под землей ветвится обширная сеть галерей, а некоторые подземелья заброшены и построены слишком давно, чтобы о них помнили и нанесли на карты.
Его лорд растворился в них, как призрак.
Впервые за долгое время премьер дал волю копившемуся раздражению. Черт побери, параноидальная подозрительность правителя дошла до такого абсурдного предела, что тот имел наготове план бегства из своего дворца, из своего неприступного города! Больше того — дьявольски идеальный план. Наверняка где-то здесь заботливо припасено всё необходимое на крайний случай, в том числе, вероятно, и какие-то драгоценные камни, которые помогут выжить первое время. А также теплый плед и чашка дымящегося пряного бульона на дорожку.
Не в силах совладать с эмоциями, аристократ затрясся в приступе нервного смеха, надеясь, что тот не перейдет ненароком в сердечный. Это катастрофа. Не зная нужного пути, он никогда не найдет беглеца в многоярусном подземном лабиринте, только рискует заблудиться сам. Невероятно, но это так — покушение не удалось!
Кристофер пошатнулся и рухнул на колени, ощущая, что кровь, заливающая пол, еще не успела остыть — густая, противно-теплая, она насквозь пропитывала одежды. Взгляд аристократа стал масляным, словно его наполнили какие-то воспоминания и ассоциации, какие-то сокровенные желания.
Будь трижды проклят белый демон, будь благословлен лорд-защитник Ледума!
Похоже, паранойя на почве заговоров в очередной раз спасла правителю жизнь — или же ему помогает само провидение. Ну так черт с ним, пусть живет, пусть живет хоть вечно!.. В конце концов, без могущественных алмазов Ледума ему не вернуть утраченное положение. Лорд Эдвард больше не представляет реальной опасности: владычество белого демона ушло в прошлое навсегда.
Что чувствует он сейчас, опьяненный собственным непривычным бессилием? Каково это — в один миг потерять всё, утратить все регалии, все ранги, пережить жестокое унижение и остаться жить? Возможно, это даже хуже смерти. Откуда-то издали низложенный лорд-протектор сможет наблюдать за триумфом предавшего его — и так вкусит всю горечь падения. Остаток жизни беловолосому придется истратить на то, чтобы попытаться забыть долгие годы своего величия.
Зная непомерное самолюбие лорда Эдварда, забыть будет непросто. Но человек, возможно, более великий, чем сам Ледум… этот человек должен исчезнуть, навеки остаться в кромешной тьме катакомб и оставить его в покое.
Сможет ли беловолосый смириться и отказаться от безнадежной борьбы?
Сейчас в это отчаянно хотелось поверить.
В крайнем случае, «Властелин» хорошо помнит слепок ауры бывшего владельца. Если настроить систему башен особым образом, она уничтожит беглеца, как только обнаружит в пределах города. Жестокое и спорное решение, но придется принять его.
В этот момент премьер почему-то особенно остро почувствовал себя предателем.
Пока лорд Эдвард был здесь, Кристофер мог сколько угодно думать о его неправоте и жестоком нраве, мог мысленно критиковать и логически выверенно рассуждать о том, что городу лучше развиваться с более миролюбивым правителем во главе.
Но теперь, осознав, что тиран и вправду исчезнет насовсем, в груди защемило — остро и по-настоящему тоскливо. От этого понимания почему-то становилось дурно, а будущее становилось туманным и просматривалось с опасениями.
Проклятое чувство никуда не пропало вместе правителем Ледума, оно продолжало разъедать сердце. Неправильная, страшная зависимость тянула из аристократа жилы, вытягивала их вслед ушедшему, признавая его чудовищную, нерушимую власть над собой.
Какая-то часть души рвалась за беловолосым, стремилась следовать за ним, и не для того, чтобы убить.
— Мой лорд… — едва слышно позвал он правителя. И хотел было добавить ещё что-то, но, вздохнув, промолчал. Говорить было поздно.
И поздно было что-то менять, поздно доделывать начатое или исправлять. Стало слишком поздно — для них обоих.
Конечно, тишина не ответила ему.
Пережитые потрясения уже давали о себе знать усталостью — физической и моральной. Кристофер не хотел продолжать: бороться, преследовать, убивать. Он хотел бы остаться собой, но… кто он на самом деле? Что-то глубоко внутри неумолимо менялось.
Он становится жестоким. Ирония судьбы — он всегда был против жестокости, но, видимо, придется всё-таки взять её на вооружение в бесконечно грубом мире, в таком требовательном, не прощающем слабости северном городе. Придется… но пусть это будет хотя бы завтра.