— Или преждевременны.
— Не в этот раз. То, что не убивает сразу, как водится, делает только сильнее.
— Согласен, — кивнул ворон. — А сильный, но не смертельный удар смертелен для того, кто его нанес. Эту фразу следовало бы сделать девизом лорда Ледума — чтобы враги были осмотрительнее и тщательнее рассчитывали силу ударов. Но сегодня ты проиграл, признай это. Ты слаб и совершенно беззащитен.
— Брось, Рэйв, — лениво махнул рукой маг. — Не верю, что великий Лиарх опустился до того, чтобы посылать своих лакеев убить простого смертного. Иначе это и вовсе последний день, не только для меня, но и для мира.
— Ты прав, — вынужден был признать оборотень, по-прежнему не выходя на свет. — Хоть ты и не простой смертный, и твое существование изрядно уязвляет самолюбие Лиарха и, напротив, услаждает непомерно раздутое самолюбие Высшего.
— Не я причина их раздора, — отрезал заклинатель. — Так значит, тень Лиарха снова гуляет без ведома хозяина?
Оборотень хрипло рассмеялся.
— Великий знает, что я здесь. Он был так добр, что послал меня выяснить, что случилось с тобою.
— Случилось то, что случилось, — пожал плечами лорд, чувствуя, как с каждым сказанным словом напряжение в этом странном разговоре только нарастает. — Ещё вопросы есть?
Глава 33, в которой из шкафа вытаскивают скелет
Это был вечер откровений.
Впервые в жизни Серафим видел ворона — представителя одной из древнейших и самых загадочных рас Бреонии. Причем именно что видел, хоть тот и ловко скрывался между реальным миром и обратным — в пограничном, почти бесплотном состоянии, готовый принять любую ипостась.
Как ни в чем не бывало лорд Эдвард продолжал стоять к оборотню спиной, даже не повернув головы. Со стороны эта демонстрация уверенности смотрелась впечатляюще, но Себастьян склонялся к мысли, что заклинатель просто не хочет лишний раз провоцировать движением хищную птицу, изготовившуюся атаковать.
Сильф не ошибся: правитель знал, что, даже обернувшись, не сумеет разглядеть нелюдя во тьме. А вот способности ювелира, кажется, вызывали у него сомнения. Беловолосый продолжал смотреть наемнику прямо в глаза, но выражение лица чуть изменилось. Прочитав вопросительный взгляд, Серафим едва заметно кивнул.
— Надеешься, что боги на твоей стороне? — снисходительно предположил меж тем ворон. — Напрасно.
— А кто бог Ледума? — в тон ему отозвался беловолосый.
— Больше не ты. А тот, кому положено по праву. Скоро горожане будут возносить свои молитвы другому.
Лорд Эдвард неприязненно поджал губы: темный от крови рот превратился в тонкую линию, алый штрих на бледном как полотно лице.
— Лиарх открыл Кристоферу правду, так? — бесцветным голосом предположил он.
— Ошибаешься, — не сразу ответил сателлит, с удовольствием наблюдая за реакцией правителя. — Хотя и мыслишь в верном направлении: между ними была Игра. Но Кристофер не знает твоих секретов — он задал великому другой вопрос. Впрочем, если это утешит, вопрос всё же касался твоей персоны… будто вокруг нее вращается мир!
— О чем вы двое говорите? — чуть слышно подал голос Эрик, нутром ощущая какую-то новую, тщательно скрываемую тайну и уповая, чтобы она не оказалась еще страшнее той, что сломала ему жизнь.
Гончар уже был научен — чужие тайны почти всегда бывают отвратительны и смертоносны, особенно если они касаются лорда Ледума. Нет, юноша решительно не желал больше связываться с тайнами отца и сам не понимал, зачем задал злосчастный вопрос, ответ на который и слышать не хотел.
Ворон наконец материализовался в человеческом облике — и смерил стоящего рядом инфанта уничижительным взглядом, который мог бы, кажется, прожечь насквозь.
— Лично я рассчитывал на тебя, Эрик, — презрительно фыркнул спутник, — хоть великий и заверил, что у тебя кишка тонка. Ни на секунду Лиарх не допустил мысли, что пленник Маяка представляет опасность для стража Высшего и может помочь свершиться злому року. Должно быть, ты надеялся вызвать его на бой и умереть, наконец прекратив своё бессмысленное существование? Ты просчитался. Твой лорд слишком жесток, чтобы убивать быстро…
— Хватит, Рэйв, — резко оборвал правитель, неожиданно выступив в защиту сына. — Довольно твоего фирменного пафоса. Говори, зачем пришел и проваливай. Мы самую малость торопимся.
Гримаса раздражения, коснувшаяся его губ, не ускользнула от внимательных глаз оборотня.