Ледум был мягче — и снисходительнее. Приглушенные тона городских пейзажей убаюкивали и давали ощущение странной нереальности происходящего. Здесь было позволено перевести дух, сбросить с плеч груз непрерывного напряжения, ответственности и обязательств. Здесь было позволено жить. Просто жить, а не исполнять свой долг перед обществом, семьей, Церковью… черт знает кем еще. Жить полной, непредсказуемой, неправедной человеческой жизнью — и умереть, не пожалев ни о чем.
Здесь было позволено всё.
Люди… люди здесь иные, это правда. Общество Ледума, отравленное свободой и оттого мучительно интересное, невольно приковывало взгляды. Конечно, общество Аманиты также было безнадежно больно, но в его недугах, слишком хорошо знакомых и привычных Лукрецию, не осталось привлекательности новизны.
После пролившегося ночью демонического дождя город проснулся чуточку растерянным, но спокойным, очаровательным в своем высокомерии. По улицам меланхолично плыл туман, похожий на бархатистый серебряный дым. Мостовые, тротуары, дома — Ледум парил в воздухе, не касаясь земли, переливаясь в приглушенном утреннем свете. Туман сгущался, скрадывая очертания и цвета, потихоньку начинало моросить. Помимо воли Лукреций представил, какая истерика случилась бы в такой ситуации в столице — сколько было бы брошено громких лозунгов, угроз, сколько было бы собрано внеочередных собраний разномастных комитетов и, конечно же, пресловутого непогрешимого Сената. Ледум же лишь холодно глянул, словно поверх голов недоброжелателей, — глянул глазами цвета февральского льда. И как ни в чем не бывало продолжил свой странный, похожий на танец, путь.
Лукреций был поражен. Воистину, лорд Эдвард выдрессировал своих людей не хуже служебных псов: те кидались только по команде.
Ледум был молод, — моложе многих пограничных городов и гораздо моложе Аманиты, — и обладал своей неоспоримой притягательностью. Город жил особой, скрытой от глаз обывателей жизнью. Словно душа убийцы, город был полон чудовищ. Неведомые темные сущности, мистические существа, обитающие в легендах, заключенные в страшных снах, — все они были здесь. Каждый темный угол, дом, каждый мрачный, похожий на колодец, двор таил здесь свои секреты, которых даже не хотелось знать. И всё это сливалось в некую единую шевелящуюся энергетическую массу — тысячеликую, тысячетелую… ужасающую и одновременно неуловимо манящую.
Лукреций вынужден был признать: в этот молчаливый северный город можно влюбиться — и потерять голову. Метафоричный язык его, тихий шепот, звучал так отлично от рассудочного слога столицы. Город был пасмурен и сумрачен, ясно давая понять, а правильнее сказать — мягко намекая, что сделает тебя несчастным. Несчастным настолько, что будешь оглушен этой болью и попросту не сможешь противиться, не сможешь добровольно отказаться от нее.
Ледум, ледяной алмаз севера. Что, во имя всего святого, делает этот город с душой человека? В какой-то момент советник неожиданно ощутил его как живое существо: различил хищное дыхание, почуял незримые прикосновения прохладных ласковых пальцев, от которых по коже побежали мурашки. Город-призрак, Ледум был весь из черно-серого льда. За спиной он двигался крадучись, как кошка, и застывал при взгляде: стойкое ощущение того, что вокруг происходит что-то, чего не успеваешь увидеть, упорно не желало покидать советника. И чуть плывущие линии зданий в первый миг после того, как резко обернешься и взглянешь назад — всё это лишь укрепляло в мысли, что скоро он станет здесь параноиком.
Итак, этот город опасен, — слишком опасен, чтобы оставаться надолго… тем более, что миссия его наконец-то с успехом завершена.
В холодном Ледуме только-только зацветает миндаль, а в благословенной Аманите уже дождём осыпаются ароматные цветы груши. Его место там, рядом с братом: пора возвращаться домой.
За минувшие дни, прибегнув ко всем мыслимым хитростям и мерам предосторожности, Лукреций приблизился к каждой из восьми сторожевых башен и, призвав все свои умения, обстоятельно изучил прославленную магическую защиту Ледума. Действительно, система оказалась выстроена превосходно. Советник мысленно аплодировал мастерству лорда-защитника, сумевшего создать, без преувеличений, подлинное произведение магического искусства.
Однако же его собственное незаурядное мастерство и опыт позволили найти в системе если не изъян, то, скажем так, определенное уязвимое место, которое, при дополнительной подготовке, можно попробовать использовать. Обнаружить его оказалось не просто, но дело того стоило.