Лорд Эдвард мрачно воззрился на мага. На мгновение тому показалось, что беловолосый читает у него в сердце, как в открытой книге. Это ощущение совсем не понравилось советнику.
— А ты похож на отца, Лукреций, — помедлив, тяжело проронил правитель Ледума. — Однако старый лорд был… куда понятливее и сговорчивее.
— Я знаю, — нехотя подтвердил старший Севир, до глубины души уязвленный этими простыми словами. — Но, да будет вам известно, нынешний правитель Аманиты не таков. Он тот, кому предначертано стать верховным лордом. В нем жив фамильный характер Севиров.
Вновь вспомнив о брате, советник с растущей тревогой поглядел на правителя Ледума. Лорд Эдвард был трудным противником. Если говорить откровенно, с ним лучше было совсем не встречаться — ни в открытом бою, ни в закулисных политических интригах. Но война, увы, неизбежна. Со стоящим перед ним человеком очевидно невозможно прийти к согласию: ему можно только покориться, либо попытаться противостоять. Чем же может он помочь Октавиану победить в нелегком противостоянии?
Кажется, больше ничем. Но он должен, обязан помочь!
И он сделает это. Для Октавиана он сделает всё, что угодно.
Всё. Короткое, простое и страшное слово.
— Любишь брата? — отыскав нужный рычаг, лорд Эдвард удовлетворенно улыбнулся, и в голосе его проявились нотки какой-то пугающей сытости. — Может, хотя бы ради него согласишься быть покладистым, раз уж твоя собственная судьба нисколько тебя не заботит? Я оставлю его в живых. И может быть даже на троне.
— Блефуете, милорд, — не слишком уверенно огрызнулся Лукреций. — Нет у вас возможностей заполучить правителя Аманиты в свои руки. Он недосягаем — более, чем что-либо во всей Бреонии.
— Однажды он будет у меня в руках, — ледяным тоном отрезал лорд-защитник. — Я всегда получаю то, что хочу.
— Не в этот раз.
— Нет, — жестко возразил правитель Ледума, и пальцы его окутало призрачное голубоватое сияние, — именно в этот. Сегодня я заполучу тебя, а уже после, воспользовавшись тобой, как приманкой, младшего Севира. И клянусь, ты пожалеешь, что был неразумен и отказался сотрудничать добровольно. То, что я совершу с Октавианом, будет тебе в назидание. Прежде всего, наглого мальчишку нужно хорошенько выпороть…
От этих диких угроз Лукрецию окончательно подурнело. Нет, если бы он действительно стал лордом, то не сумел бы прекословить этому человеку. А Октавиан — он сможет.
Лорд Эдвард же криво усмехнулся, продолжая глумиться над ним.
— Только представь реакцию общественности на известие о том, что старший из славного рода Севиров пойман с поличным на шпионаже и подозревается в покушении на убийство лорда Ледума! Какой разразится скандал, какой появится славный повод для витиеватых упражнений дипломатов. Ты будешь тут же обвинен в развязывании междуусобной войны. А пока суть да дело, я прикажу посадить тебя в железную клетку — для развлечения народа на главной городской площади. Аманита не скоро позабудет такой позор!
— Теперь мне совершенно очевидно, что правитель Ледума стремится к абсолютному доминированию, — помедлив, тихо изрек Лукреций. — Но это прерогатива верховного лорда, лорда из дома Севиров. Таковы древние законы, и вы не посмеете попрать их…
— Я всё смею.
— Прошу прощения, — глухо возразил советник, с тяжелым сердцем готовясь принять бой, — но вы не получите меня живым, милорд. Никогда.
— Это мы еще посмотрим.
Глава 21, в которой события принимают трагический оборот
Первые магические импульсы сорвались с кончиков пальцев, подобные ледяным молниям.
Небрежные, лишенные всякой старательности движения заклинателя немедленно выдавали мастера: белая энергия алмазов текла обильно и застывала в причудливых формах прямо в полете.
По воздуху пошла мельчайшая рябь, словно водную гладь потревожил ветер. Лорд Эдвард четко направлял и корректировал подвластную ему энергию: она густо клубилась вокруг, грозя поглотить соперника. Не слишком удачно отразив первую же атаку, Лукреций скривился, задетый самым краем ледяной волны. Мешая уйти в концентрацию, мозг пронзила резкая боль.
По природе своей сила беловолосого и впрямь напоминала воду, тягучую ноябрьскую воду. Под пальцами подступающей зимы она замерзала на глазах и резала — резала, как сталь! — тусклыми светлыми лезвиями. Блокировать ритмично бьющие в пристань энергетические волны было довольно несложно, конечно, если не принимать в расчет их колоссальную силу.