По коридору мимо камеры кто-то прошел, скорее всего – караульный, и Лайам решил, что Фануилу пора отправляться в трубу.
«Начались ночные обходы. Думаю, ждать осталось недолго. Ты готов постоять за справедливость и Дипенмур?»
«Как скажешь, мастер. Только стоять там тесно».
Если дракончику и не очень хотелось заныривать в водосток, он ничем этого не показал, впрочем, Лайаму никогда не удавалось судить о настроении своего любимца. Говоря по правде, он вовсе не был уверен, что у того вообще бывает какое-то настроение. Лайам взял с дракончика слово вести себя осторожно, выходить регулярно на связь и не лезть на рожон. Заверив хозяина, что он будет действовать именно так, уродец полез в дыру.
Прежде чем Лайам успел обеспокоиться, пришел первый сигнал.
«Мастер, я на месте».
«Ты уверен, что это ее камера?»
«Ведьма сидит на койке. Я вижу ее ноги».
«Дай посмотреть».
В футе от его носа болталась нога в легкой плетеной обувке. Вторую ногу ведьма, как видно, поджала. Лайам, затаив дыхание, вернулся к себе.
И вновь ожидание.
Правда, оно уже не казалось томительным. Лайам время от времени переключался на зрение Фануила. Он видел лишь ноги узницы, но и по ним можно было понять, что та не находит себе места. Аспатрия то расхаживала по камере, то стояла недвижно у двери, то присаживалась на койку. То же самое проделывал совсем недавно и Лайам, он усмехнулся – бедняжка разнервничалась. И поделом.
Он слышал, как по коридору прошел стражник. Шаги стихли, но через какое-то время зазвучали опять. Видимо, караульный дошел до тупика и повернул в обратную сторону. Лайам, дождавшись следующего обхода, припал к решетке и спросил, который теперь час. Безмолвная тень удалилась в сторону тупика. Если солдат и слышал вопрос, он предпочел пропустить его мимо ушей.
«Тоже думает, что я убил Грациана, – подумал Лайам, слушая, как затихают шаги, – судя по всему, коридор был весьма протяженным. – Храбрый малый. Обходится без светильника! Я бы не отважился на такое».
Он снова улегся на койку и позвал Фануила.
«Пока все тихо, мастер».
«Что ж, хорошо».
Чтобы убить время, он принялся напевать, заставляя дракончика мысленно себе вторить. Они одолели семнадцать куплетов забористой песенки «Безгубый флейтист», потом взялись за «Молочницу и воришку». Петь с Фануилом было одно удовольствие, текст он схватывал на лету.
Покончив с «Молочницей», Лайам вдруг понял, что стражник обратно не проходил. Он бросился к решетке и, прижимаясь к холодным прутьям щекой, попробовал разобрать, что творится в дальнем конце коридора. Там было темно.
«Что он там делает?» – сердито подумал Лайам. Скоро придут Проун и Райс, олух своим отсутствием на привычном месте их может спугнуть.
– Да возвращайся же, дурень, – прошептал он чуть слышно. – Ну, выходи.
«Мастер, они пришли».
Лайам выругался и поменялся с дракончиком зрением. Рядом с сандалиями Аспатрии поблескивали две пары сапог. Он отключился от зрения фамильяра и превратился в слух.
– …и мне это не нравится. Дверь настежь, ключи брошены без присмотра. Куда мог подеваться охранник? – Это был Проун.
«Торчит в конце коридора», – подумал Лайам, сверля взглядом непроглядную темень. Он решил попытаться отвлечь караульного, если тому вздумается вернуться на пост.
– Спит, – сказал Райс, – умер, упился, улетел на луну. Какая нам разница? Пора начинать! – Голос его нетерпеливо подрагивал.
– Да, пора, – произнес женский голос, тоже несколько напряженный. – Вы готовы?
– Да, – отрубил Райс. – Даже более чем.
Послышалось шарканье сандалий, затем какие-то скрипы.
«Что происходит?»
«Она чертит на полу пентаграмму».
«Когда ты собираешься их усыпить?»
«Подождем, пока они не принесут жертву».
Скрипы все продолжались, затем женщина забормотала текст заклинания. Длинные фразы, почти не имеющие согласных, производили жутковатое впечатление.
«Ждать, пока они кого-нибудь не зарежут? Ты что, обалдел? Мало нам трупов в этом сезоне!»
«В данном случае достаточно крови небольшого животного. Мне кажется, сейчас они вызовут лорда только для заключения сделки, а оплатят ее потом».
Лайам прислушивался к напевному бормотанию ведьмы, не забывая поглядывать в коридор.
«Ты уверен?»
«В камере, кроме них, нет никого. Думаю, кто-то держит животное на руках, хотя мне этого и не видно».
«Ладно, – скривился Лайам. – Делай как знаешь. Но, как только процедура закончится, немедленно всех усыпи».
«Да, мастер».
Бормотание, шарканье, скрипы, шуршание. Кто-то закашлялся, кто именно – Лайам не разобрал. Он вцепился в прутья решетки, умоляя свое божество попридержать стражника в тупике.
Все звуки, кроме напевного бормотания, смолкли.
«Пентаграмма завершена».
Распев оборвался.
«Фануил, ты готов?»
– Все готовы? – еле слышно спросила ведьма.
– Да, – ответил граф, что-то лязгнуло. Он обнажил кинжал, понял Лайам.
«Ох, мастер…»
Вновь послышался кашель, но странный, глухой, потом женский голос воскликнул:
– Нет, только не в круг! – Затем на голову Лайама словно что-то свалилось. Глухой резкий удар сопровождался треском и стуком.
«Что это?!»
«Думаю, квестор Проун, – откликнулсяФануил. – Он рухнул на койку».
«Почему?»
«Он – жертва».
Кровь отлила от лица Лайама, он мгновенно вернул дракончику слух и завладел зрением фамильяра.
Дракончик уже сидел в отверстии водостока, он мог погибнуть, раздавленный рухнувшей тушей, но вовремя среагировал и успел отступить. Теперь вся камера была у Лайама на виду, и то, что он видел в ней, – ужасало. Прямо перед ним поверх обломков тюремной койки валялся Проун. Искаженное лицо квестора – с глазами навыкате и вывалившимся изо рта языком – было повернуто к сливу, кровь окаймляла его, словно бородка. Над убитым стояли граф Райс и Аспатрия, они смотрели на пентаграмму. Там, в ограниченном синими линиями пространстве, тяжело ворочалась еще одна туша, покрытая белой вытертой шерстью. Это был тот самый демон, который убил Грациана. Рогами чудовище задевало светильник под потолком.
«Тварь здесь! – думал Лайам, впадая в тихую панику. – Тварь уже здесь!»
«Еще не поздно – вклинился в его мысленные причитания Фануил. – Мастер, верни мне зрение».
Несколько бесконечных мгновений Лайам смотрел на демона, на его молочно-белую морду, на кривые сверкающие рога. Аспатрия что-то говорила чудовищу, но что – Лайам не слышал.
«Мастер!»
Он с огромным усилием закрыл глаза и тут же открыл. И увидел стражника, идущего по коридору. Тот молча приближался к нему с обнаженным мечом в руке.
– Эй! – крикнул Лайам. – Эй! Иди сюда! Стой!
«Дело сделано, мастер», – сообщил Фануил.
Не проронив ни слова, стражник прошествовал мимо. Глухой шлем с закрытым забралом тускло блеснул, меч, отразив свет, идущий из камеры, сверкнул серебром.
– Не ходи туда, дурень! – крикнул Лайам. Стражник исчез за углом.
«Дело сделано, – повторил Фануил. – Люди спят. Демон в ловушке».
Лайам, внезапно обессилев, стал сползать по двери на пол, и только прутья решетки, за которые он ухватился, помогли ему устоять.
«Дай мне взглянуть».
Теперь он смотрел на все под углом, вероятно, с какого-то подобия этажерки. Ведьма и граф лежали на полу, Райс – справа от пентаграммы, Аспатрия – слева. Между ними стоял демон, грозя Лайаму (а точней – Фануилу) трехпалыми лапами. Он разинул пасть и испустил вой, раскатившийся по всему подземелью.
«Ты уверен, что пентаграмма его удержит?»
«Да, мастер».
Демон вдруг насторожил уши, высунул черный язык, словно пробуя воздух на вкус, и стал медленно поворачивать голову. Один рог чудовища сорвал светильник с крюка, второй высек из потолка искры.
На пороге камеры стоял стражник с серебряным клинком в руке, и Лайам испустил предостерегающий вопль, к которому примешалась радость. Он узнал меч и узнал человека, неторопливо спускавшегося по ступенькам.
Незримые прутья решетки вжались в лицо Лайама, он закричал, надеясь, что голос его долетит до ушей храбреца:
– Милорд, не спешите! Примерьтесь точней! Тварь не может выйти из круга!