— Жалкие бредни для заезжих зевак, — усмехнулся старик. — Наплюйте на них, мисс. Хотите историй — я расскажу вам отличные и правдивые.
Он принялся весьма красочно повествовать о городе и кладбище. Люси расстроилась, узнав, что каменная плита под нашими ногами, на которой стоит любимая скамейка, — могила самоубийцы. Мистер Свэйлс заверил ее, что сиживал на этом самом месте больше двадцати лет и это не причинило ему никакого вреда.
Когда мы вернулись в свои комнаты, наша хозяйка, миссис Абернати, сообщила, что меня ожидает письмо. Мое сердце подскочило к горлу от волнения. Я мгновенно узнала почерк: то была рука нанимателя Джонатана, мистера Питера Хокинса. Не в силах ждать, пока мы поднимемся в спальню, я разорвала конверт на месте и, к своему облегчению, увидела, что милый старик вложил в него письмо, которое получил от Джонатана.
— Вот видишь! — воскликнула Люси, стараясь не заглядывать в послание, пока я его просматривала. — Я же говорила, что Джонатан напишет. Что нового?
Мое сердце сжалось. Почерк принадлежал Джонатану. Я нуждалась в утешениях и объяснении долгого молчания, но вложенное письмо к его нанимателю принесло мне жестокое разочарование.
Замок Дракулы, 19 июня 1890 года
Сим извещаю Вас, что успешно выполнил дело, которое было мне поручено, и намерен завтра же отправиться домой, но, возможно, задержусь где-нибудь по пути для отдыха.
Искренне Ваш,
— Да ведь тут, по сути, всего одна фраза, — тихо сказала я, передавая письмо Люси. — Это совсем не похоже на Джонатана.
— Разве? Он писал мистеру Хокинсу, а не тебе. По-моему, письмо вполне краткое и деловое.
— Вот именно. Мистер Хокинс для Джонатана скорее отец, чем деловой партнер. Мы оба знаем его с детства. Джонатан никогда не написал бы старику в подобной сухой манере.
— Возможно, он спешил. Видишь, он говорит, что собирается задержаться по дороге домой.
— Пусть так, но он все равно должен был появиться намного раньше письма. Почему Джонатан написал мистеру Хокинсу, а не мне? Я послала ему свой адрес в Уитби. — Внезапный страх скрутил мои внутренности, я едва не лишилась чувств и была вынуждена упасть в ближайшее кресло. — Как по-твоему, не встретил ли Джонатан другую женщину во время путешествия? Не в этом ли причина его молчания?
— Другую женщину! — в ужасе воскликнула Люси. — Не может быть! Джонатан так же верен тебе, как и ты ему, Мина Мюррей. Он любит тебя всем сердцем, и вы преданы друг другу, как никто. Поверь, он никогда не посмотрит на другую женщину дважды.
— Ты правда так думаешь?
— Я знаю. Ты выйдешь за Джонатана, Мина. Я уверена, что его молчанию есть простое объяснение, и в свое время ты его узнаешь. Он вернется к тебе, обещаю.
Прошло почти две недели без вестей от Джонатана, отчего я пребывала в состоянии ужасного неведения. Артур, однако, написал Люси. К ее разочарованию, он был вынужден отложить свой визит, поскольку его отец заболел. Это означало, что нам придется перенести на потом и речную прогулку, которую мы предвкушали с таким нетерпением.
Наше беспокойство усилилось, когда Люси продолжила время от времени ходить во сне. Каждый раз я просыпалась оттого, что она бродила по комнате, определенно пытаясь найти выход. Теперь я ложилась спать, надежно привязав ключ к запястью. Несмотря на все это, мы с удовольствием проводили вместе дни, бродя по городу, поднимаясь на Восточный утес или предпринимая долгие прогулки в прелестные соседние деревушки. Мы не забывали надевать шляпки, но миссис Вестенра с удовлетворением отметила, что прежде бледные щеки Люси приобрели приятный розовый оттенок.
Шестого августа погода переменилась. Солнце скрылось за плотными тучами, море с ревом бросалось на песчаные берега, и все окуталось густым серым туманом.
— Моя дорогая, грядет буря, причем изрядная, попомните мои слова, — сказал старый мистер Свэйлс, садясь рядом со мной на кладбище.
Он был милым стариком, но в тот день, казалось, собирался болтать лишь о смерти. Глядя на море, Свэйлс произнес замогильным тоном:
— Может, этот ветер несет из-за моря утраты и гибель, горькую муку и сердечную тоску… Смотрите! Это сама смерть — на вкус и цвет, на вид и запах!
Такие слова растревожили меня. Я обрадовалась его уходу, хотя знала, что он не хотел дурного. Некоторое время я заполняла дневник и наблюдала, как рыбацкие лодки поспешно укрываются в гавани. Вскоре мое внимание привлек корабль в открытом море. Довольно крупное судно на всех парусах мчалось на запад, к берегу, но при этом престранным образом виляло из стороны в сторону, как будто меняло направление с каждым порывом ветра.
Ко мне подошел патрульный береговой охраны, вооруженный подзорной трубой. Он тоже не сводил глаз с корабля.
— Похоже, русский. Сам не знает, чего хочет, и идет очень странно. Как будто видит, что надвигается шторм, но не может решить, повернуть на север или зайти в гавань.
Следующее утро также выдалось холодным и серым. Странная шхуна со спущенными парусами тихонько покачивалась на волнах. Вечером после чая мы с Люси вернулись на вершину утеса, где присоединились к большому обществу, которое с любопытством наблюдало за судном, а также за приближением заката, настолько прекрасного благодаря клубам облаков всех закатных оттенков от алого до пурпурного, фиолетового, розового, зеленого, желтого и золотого, что поверить в надвигающееся ненастье было невозможно.
Однако к вечеру воздух неестественно замер. В полночь, когда мы с Люси безмятежно дремали в своих постелях, со стороны моря донесся слабый гул. Буря разразилась внезапно и не на шутку. Дождь яростно хлестал, барабанил по крыше, оконным стеклам и колпакам труб. Каждый раскат грома казался далеким выстрелом и заставлял меня подскакивать в кровати. Я была слишком возбуждена, чтобы спать, и много часов подряд слышала, как Люси ворочается и ерзает в своей кровати. Наконец я погрузилась в тревожное забытье, и мне приснился странный сон.
Возможно, у меня слишком пылкое воображение, возможно, это в моей крови, но я вижу очень яркие сны — ночами напролет, с самого детства. Проснувшись, я всегда могу вспомнить привидевшееся в малейших подробностях. Мне необходимо несколько минут, чтобы убедить себя в том, что это был всего лишь сон. Иногда мои сны — глупые, милые, запутанные фантазии, содержащие обрывки только что прожитого дня, в другой раз — ночные кошмары, ужасные олицетворения самых потаенных страхов, но порой они оказываются вещими и предрекают будущее.
Той ночью мне приснилось, что я снова оказалась в своей спальне, но не той школы, в которой я жила и работала, а совершенно незнакомого места. Глухой ночью, в сиянии блистательной луны, я брела по длинному холодному коридору в поисках чего-то… Я не знала чего. Яростный ветер гудел в кронах деревьев, заставлял трещать и стонать карнизы, отбрасывал пугающие тени на стены. Половицы под босыми ногами были холодны как лед. Я дрожала в тонкой сорочке, хотела вернуться в тепло и безопасность своей кровати, но не могла. Я была способна только двигаться вперед, шаг за шагом, увлекаемая неведомой силой.
Внезапно из темноты донесся тихий низкий зов:
— Любовь моя!
Это Джонатан? Он наконец-то приехал?
— Где ты, Джонатан? — воскликнула я, помчавшись по длинному, бесконечно извивающемуся коридору, мимо множества закрытых дверей.
— Любовь моя! — раздалось снова.
Внезапно я поняла, что это вовсе не Джонатан. Я никогда прежде не слышала этого голоса. Задыхаясь, я вылетела за угол и резко затормозила перед открытой дверью. В проеме показалась высокая темная фигура. Это человек или чудовище? Откуда мне было знать? В темном коридоре я не различала лица, только два сверкающих красных глаза, которые заставили меня задохнуться от ужаса.
Он — или оно — подошел, остановился передо мной и тихо произнес слова, от которых у меня мурашки побежали по спине. В то же время они были притягательны и странно убедительны: