Одна из молодых женщин, стоявшая в шеренге, привлекла мое внимание. Капитан просмотрел ее документы и прошел дальше, бросив на нее еще один взгляд, совершенно объяснимый второй взгляд, так как ее красота была достойна этого, и даже более того. Роскошные черные волосы, не тщательно прибранные, как требует того нынешняя мода, а ниспадающие естественными волнами ей на плечи, обрамляли белоснежное, как алебастр, лицо с загорелыми щеками, умными зелеными глазами и прекрасным, как спелый виноград, ртом. Но что выделяло ее из толпы, это то, как она держалась. В то время как другие задержанные демонстрировали сильный испуг и опасения, эта девушка не выказывала никакого страха, наоборот, вместо этого она проявляла определенное хладнокровие, довольно презрительное отношение свысока, которое, я должен в этом признаться, стало для меня неожиданностью.
Я тоже проверил ее документы, гласившие, что ее имя и фамилия Ленора фон Мюллер.
«Вы же не здесь проживаете?», спросил я ее, так как в документе было указано место ее жительства в другой части города.
Я спросил это по-немецки, ожидая, что капитан переведет мой вопрос, но она ответила мне на моем родном языке.
«Я была в гостях», ответила она мне с оттенком вызова.
«Возможно, чтобы их предупредить», предположил я.
Она не ответила. Вместо этого она посмотрела на меня с ненавистью и презрением.
Я решил, что эта фрейлейн фон Мюллер должна быть подвергнута более тщательному допросу в моем личном кабинете, и взял ее за руку, намереваясь проводить ее к моему автомобилю. В этот момент капитан Куанда ухмыльнулся, взглянув на нее и еще раз оценив ее фигуру, которая, должен сказать, не уступала ее лицу.
Он обратился к ней.
«Возможно, я найду тебе применение, ты пригодишься у меня в квартире», предложил он ей на своем грубом немецком языке, облапав ее за грудь и ниже. К стыду своему, я ничего не сделал, чтобы предотвратить этот его отвратительный поступок. «Вообще-то тебе найдется даже масса применений», сказал он.
«Все знают, что творится в вашей квартире», сказала она, а затем плюнула ему на сапоги. Поступок самого вульгарного свойства для такой изысканной красоты, подумалось мне.
Капитан поднял было руку, чтобы ударить ее, но я задержал его. Я против жестокого обращения с женщинами и детьми, какое практикуют некоторые из его варварских собратьев по оружию.
В этот момент я услышал, как взревели мощные двигатели танка, и характерный лязг стальных гусениц по булыжнику.
Должен признаться, я был удивлен. Он остановился в нескольких метрах от того места, где стоял я, и башенное орудие, громко взвыв гидравликой, стало поворачиваться, до тех пор, пока дуло не оказалось наведенным прямо мне в голову. Мне стали видны нарезы и бороздки, вившиеся внутри ствола. А затем я услышал, в этом невозможно было ошибиться, как звякнул и лязгнул снаряд, досланный в затвор этой гаубицы. Более зловещего звука я не слышал никогда в своей жизни.
Не отрывая глаз, я смотрел в это черное жерло, уже мысленно представляя себе собственную смерть и задаваясь вопросом, почему это румынские танкисты помогают этим предателям. Но затем люк башни открылся, и из него вылез человек, лицо которого было скрыто косынкой, и обратился ко мне.
«Отпусти ее», приказал он по-венгерски. Я не пошевелился, так как не понимаю этого языка. Женщина повторила приказ по-немецки, и я понял, что одной рукой я по-прежнему сжимал ее руку. Я заметался и двинулся было к своему автомобилю. С рычанием двигателей и лязгом зубцов и шестеренок массивная пушка танка стала поворачиваться вослед каждому моему шагу. Я остановился. Орудие также перестало двигаться. Я отпустил девушку.
Она отобрала у меня пистолет и взвела рычаг затвора Люгера [пистолет; он же Парабеллум], дослав патрон. Она умело обращалась с оружием, и видно было, что очень профессионально.
Ствол орудия повернулся, нацелившись теперь в румынских солдат, собравшихся вокруг грузовика, набитого задержанными. Трое мужчин с такими же закрытыми тканью лицами разоружили солдат. Откуда они взялись, я не знаю.
Человек в башне отдал новый приказ: «Скажи своим освободить этих людей». Он был адресован мне. Я решил, что сейчас не время спорить с ним, доказывая, что это не мои люди, и переадресовал это требование капитану Куанде.
Он дал указание освободить заключенных. Евреи в грузовике тоже, кажется, были настолько шокированы таким поворотом событий, что растерялись, ничего не делая, и тогда черноволосая девушка бросилась к грузовику, размахивая моим пистолетом, и закричала им: «Быстрей! Уходите отсюда! Бегите!»