у кого мозги уже начисто высохли
и чей невроз не имел названия,
сползались вместе, чтобы найти
путь на этом гребаном собрании
или умереть.
Джеймс Ли Бёрк.
«Прыжок Джоли Блон»
Миссис Бейли засуетилась вокруг меня, говоря:
— Ой, Бог мой, только посмотрите, в каком вы состоянии.
Она хотела переселить меня в комнату на первом этаже из-за моей ноги, но я решительно воспротивился. Мне нравился мой номер, и я сказал:
— Мне полезно упражняться. Больше двигаться.
Джанет, наша горничная, расплакалась, обняла меня и запричитала:
— Мы думали, что вас убили.
Я вспомнил поговорку времен моей юности, хорошо действующую при переизбытке чувств:
— Сами знаете, нельзя убить плохого.
Я чувствовал, как ее слезы пропитывают мою рубашку, и это произвело на меня большее впечатление, чем я готов был признать. Здесь были пусть только осколки, пусть древние, но семьи.
Наконец Джанет меня отпустила и сказала:
— Вы так похудели, что стали похожи на парня из Биафры.
Для определенного поколения в Ирландии, несмотря на голод, случавшийся в мире в другие годы, Биафра навсегда осталась эталоном, возможно потому, что мы тогда впервые близко увидели несчастье, постигшее другую страну. Голод — это рана, которая формирует твою психику. Я наконец добрался до своей комнаты и с вздохом облегчения закрыл дверь. Джанет поставила в моей комнате букет цветов и положила коробку конфет.
Шоколадных.
Я невольно улыбнулся. Я бы убил за бутылку виски, а она принесла мне конфеты.
Календарь с пурпурным сердцем все еще висел на стене, вот я и решил проверить, какую мудрость он мне сегодня выдаст, бормоча про себя:
— Уж постарайся напугать.
«Господь, освободи мое сердце».
Значит, правда. У Господа есть чувство юмора, даже если Он выступает не всегда вовремя. Я закурил и включил радио. Буш говорил, что он должен бомбить Ирак ради своего папаши, а Джон Мейджор пытался оправдаться по поводу своего четырехлетнего романа с Эдвиной Карри. Потом местные новости: на школьницу напали по дороге в школу. Ей было одиннадцать лет. Среди бела дня какой-то мужик затащил девочку в аллею. Его все еще не поймали, но полиция прилагает все усилия. Я пошел варить кофе и едва не пропустил следующее сообщение. Студентка упала с лестницы, мгновенная смерть. Я замер, держа в руке фильтр, и вслух произнес:
— Что?
Но никаких деталей не сообщили. Метеорологи предсказали дождь и, возможно, грозу. Колено ныло, и я проверил, что из лекарств дали мне в больнице. Шесть обезболивающих таблеток Господи, да я уже был готов проглотить три, чтобы наступило забытье. Принял одну, запил ее кофе, достал свою адресную книгу, нашел номер, набрал его и услышал:
— Алло?
— Брид?
— Кто это?
— Джек Тейлор.
Она вовсе не была рада услышать мое имя и сказала:
— Вы снова назвали меня моим христианским именем. В принципе, это Ридж, хотя вы знаете, что я ненавижу этот английский вариант.
Она намеревалась устроить мне разнос, но я собрался и проговорил:
— Ладно, начнем сначала, Ник ен Иомаре. Ну, как, я заработал несколько очков?
Длинная пауза. Я подумывал, а не спросить ли, как поживает Маргарет, но решил, что моему делу это не поспособствует, поэтому дождался, когда женщина-полицейский спросила:
— Вы все еще в больнице?
— Вы будете счастливы услышать, что меня уже выпустили и я уже если не как новенький, то, по крайней мере, полон огня. Спасибо, что выбрали время и навестили меня. Откуда вы узнали?
Я представил себе раздраженный вид Ридж: мне довольно часто доводилось это лицезреть. Казалось, она постоянно на грани: едва сдерживает желание меня ударить. Да простит меня Бог, я получал удовольствие, поддразнивая ее. Она была такой, как выражаются американцы, «жопой с ручкой». Теперь она сказала.-
— Полицейский до полусмерти избивает бывшего полицейского, и вы считаете, что есть хоть один полицейский в стране, который бы об этом не слышал?
Пришла моя пора раздражаться.
— Тогда почему так недоумевали ваши коллеги, которые меня допрашивали?
Ридж не стала колебаться:
— Проснитесь и понюхайте, как пахнет кофе.
Если ей хотелось меня разозлить, она своего добилась. Я сжал зубы, досчитал до десяти и сказал:
— Готов поспорить, вы давным-давно хотели это сказать.
Теперь она вышла из себя:
— Вам что-то нужно? Вряд ли вы хотели просто поболтать.
— Вы не знаете каких-нибудь подробностей о студентке, которая упала с лестницы?
Ник ен Иомаре злилась, тяжело и часто дышала.
— Вы что, снова хотите записаться в частные детективы? Пора бы вам давно усвоить свой урок…
Мне не нужна была обычная лекция, и я перебил ее:
— Мне нужно знать одну деталь. Можете вы это для меня выяснить?
— Продолжайте.
— Когда девушку нашли, было ли что-нибудь под ее телом?
Я услышал, как у Ридж перехватило дыхание, и надавил:
— Было. Господи… ведь было?
Прошло столетие, прежде чем она ответила:
— Все очень сложно.
— Я специалист по сложностям. Испытайте меня.
— Если об этом узнают… Хорошо, я дружу с одним парнем, который первым прибыл на место. Он поднял книгу…
— Глупый урод.
Я почувствовал ее возмущение, старание удержаться на краю. Сам часто находился в таком месте. Радио все еще играло, и я расслышал, как диск-жокей объявил песню Элвиса Костелло «Хочу тебя» из альбома «Кровь и шоколад». Песня была грубой, злой, раздраженной, но замаскированной под нечто легкое. И чего еще ждать от белого и разведенного мужчины, которому под пятьдесят. Мне показалось, что эта песня высосала весь воздух из комнаты. Ридж сказала:
— Он знает, что напортачил.
— Достаньте книгу.
— Что?
— Отберите у него эту проклятую книгу. Вы что, плохо слышите?
— Это что, приказ?
— Мне это необходимо.
И я повесил трубку.
Немного пожалел, что не упомянул о заголовке в «Сентинель»:
ЕПИСКОП ЗАПРЕЩАЕТ
ОДНОПОЛЫЕ БРАКИ
В протестантской церкви Святого Николая состоялась свадьба голубых. Теперь вмешивается епископ. Детьми мы так были прибиты католицизмом, что бежали мимо церкви, боясь, что ее щупальца дотянутся до нас и схватят. Даже сейчас, когда я прохожу там, я ускоряю свой шаг.
Мне стало душно в комнате, захотелось выйти. Мозг мой был одержим желанием выпить. Я спустился по лестнице. С тростью это получалось медленно и неуклюже.
Миссис Бейли взволновалась и спросила:
— Разве вам не следует отдыхать?
— Мне лучше поразмяться.
Она указала пальцем на лежащую перед ней газету. Я знал, что это была «Айриш Индепендент», потому что миссис Бейли всю жизнь читала только эту газету. По ней можно было судить о вашей политической раскраске лучше, чем по флагу. Миссис Бейли сказала:
— Этот референдум в Ницце… о чем только думает правительство? Они собираются проводить их, пока не получат нужного им результата?
Меньше всего я сейчас думал о политике, но я обязан был высказаться, поэтому спросил:
— Полагаю, вы голосуете против?
Чисто по-ирландски она сразу же уклонилась от ответа и сказала:
— Эти «оранжевые» сволочи измордовали Шина Фейна, ограбили его офис в Стормонте.
Я чуть не присвистнул, удивившись ее лексике. Ей было восемьдесят, стара как Голуэй и Испанская арка.
— Измордовали? Бог мой, где вы этому научились?
— Я смотрю «Билл» и «Люди из Ист-Энда».
— Я думал, ваша любимая передача «Коронейшн-стрит».
— Но не после ухода Хильды Огден.
На этой точке легко закруглить разговор. Я кивнул, говоря:
— Увидимся позже.
Я почувствовал себя странно, снова оказавшись среди людей. Больница — целый отдельный мир, и я не уверен, что он менее привлекателен.