Обезьяна и лиса
— Назови-ка мне такого мудрого зверя, которому я не сумела бы подражать! — хвасталась обезьяна лисе.
Но лиса ей ответила:
— А ты назови-ка мне такого ничтожного зверя, которому пришло бы в голову подражать тебе.
Писатели моей нации!.. Нужно ли мне выражаться еще яснее?
Соловей и павлин
Один общительный соловей так и не нашел себе друга среди лесных певцов, лишь завистники окружали его толпою. «Быть может, я найду его в других кругах», — подумал соловей и с доверием слетел на ветку к павлину.
— Прекрасный павлин, я тобой восхищаюсь!
— А я тобой, милый соловей!
— Так давай дружить, — предложил соловей, — ведь мы никогда не позавидуем друг другу; ты так же приятен для глаз, как я для слуха.
Так соловей и павлин стали друзьями.
Кнелер и Поп дружили куда больше, чем Поп и Аддисон.{153}
Волк и пастух
У одного пастуха свирепый мор погубил все стадо. Проведал об этом волк и пришел выразить свое соболезнование.
— Правда ли это, пастух, — сказал он, — что тебя постигло столь страшное несчастье? Неужели погибло все стадо? Милые, кроткие, жирные овечки! Мне жаль тебя до слез!
— Спасибо тебе, сосед Изегрим{154}, — отвечал пастух, — вижу я, что душа у тебя сострадательная.
— И верно, сострадательная, — заметил его пес Гилакс, — когда от несчастья ближнего страдает он сам.
Кузнечик и соловей
— Смею тебя уверить, — сказал кузнечик соловью, — что немало находится ценителей и моего пения.
— Назови-ка мне их, — попросил соловей.
— Трудолюбивые жнецы, — отвечал кузнечик, — слушают меня с большим удовольствием. А ты ведь не станешь отрицать, что они самые полезные члены человеческого общества.
— Этого я отрицать не стану, — сказал соловей, — но тут еще нет причины кичиться тебе успехом у них. Честные люди, все мысли которых заняты работой, едва ль отличаются особой тонкостью ощущений. Лишь тогда будь горд своей песней, когда ей внемлет с тихим восторгом беззаботный пастух, который и сам так чудесно играет на свирели.
Соловей и ястреб
Ястреб ринулся с высоты на поющего соловья.
— Ты так прелестно поешь, — крикнул он, — как же ты будешь приятен на вкус!
Было ли то простодушием или злобной насмешкой? Уж и не знаю. Но вчера я услышал, как некто сказал: «Эта женщина столь несравненна как поэтесса! О, она безусловно прелестнейшая из женщин!» И это уж было наверняка простодушием!
Воинственный волк
— Отец мой, да славится его имя во веки веков, вот уж был истинный герой! — хвастался молодой волк лисе. — Как его все боялись в нашей округе. Он одержал победу более чем над двумястами врагов и отправил их темные души в преисподнюю! Что ж тут удивительного, если наконец нашелся один, который его победил?
— Так сказал бы о нем оратор в надгробной речи, — возразила ему лиса, — а трезвый историк добавил бы: «Две сотни врагов, над которыми он всякий раз торжествовал победу, были ослы да овцы. А единственный враг, одолевший его, был первый бык, на которого он решился напасть».
Феникс
По прошествии многих веков Феникс{155} вздумал снова явиться миру. Он возник, и все звери и птицы обступили его в восхищенье. Они глазели, они удивлялись, они восторгались, и вот уже они хором запели ему хвалу.
Вскоре, однако, самые доброжелательные из них стали с сочувствием отводить от него взоры и тяжко вздыхать:
— Бедный Феникс! Ему выпал печальный жребий! Никогда не будет у него ни подруги, ни друга! Ведь он единственный в своем роде!
Гусь
Один гусь мог бы посрамить белизной оперения только что выпавший снег. Гордясь этим ослепительным даром природы, он вообразил, что рожден скорее быть лебедем, чем гусем, и, отдалившись от себе подобных, одиноко плавал в пруду с величественным видом. Он то вытягивал изо всех сил свою предательски короткую шею, стараясь сделать ее подлинней, то пытался сообщить ей великолепный изгиб, отличающий лебедя и придающий тому гордую осанку, достойную птицы Аполлона{156}. Но все напрасно; шее его не хватало гибкости, и, несмотря на свои усилия, гусь так и не превратился в лебедя, а стал лишь смешным гусем.